Карвер, герой Корбанской эпохи, триста лет назад бесследно исчез, прогуливаясь в парке.
– Она и в самом деле похожа на надгробие, – заметила я.
– Я пошутил.
– Знаю. Но ведь действительно похожа.
– Ладно, давай ее заберем.
– Джейкоб, дай мне Тима, – обратилась я к искину.
Поднять и перенести плиту предстояло двоим парням из компании «Рамблер инкорпорейтед», оказывавшей «Рэйнбоу» разнообразные услуги. Менеджер, Тим Уистерт, спокойный и сдержанный, больше напоминал бюрократа, чем работника транспортной конторы.
– Вам двоих? – переспросил он.
– Груз, похоже, тяжелый.
– Хорошо. Но мы сможем прибыть на место только во второй половине дня.
– Когда именно?
– Около четырех устроит?
– Вполне. Я встречу их там.
Пир Уилсон был одним из самых высоких людей в Андикваре. Он прожил на свете уже немало лет – вероятно, больше века, – и волосы его начинали терять цвет, но он до сих пор держался прямо как штык, отчего казался еще крупнее. На лице его были аккуратно подстриженные усы. Уилсон даже не пытался скрывать, что не одобряет выбранный Алексом способ зарабатывать на жизнь и считает его – вместе со многими другими учеными – прославленным грабителем могил.
Алекс позвал меня после того, как появилось изображение Уилсона. Когда я вошла в кабинет босса в задней части дома, разговор уже начался.
– …не позднекорбанской, – говорил Уилсон. Он сидел у себя в офисе, за столом, на котором стояла табличка с его именем. На стене у него за спиной бросались в глаза многочисленные награды – «Человек года Северной лингвистической ассоциации», «Премия Гилберта за вклад в исторические исследования», «Награда Брисбейна за достижения всей жизни».
– Пир, – сказал Алекс, – вы ведь помните мою помощницу Чейз Колпат? Чейз, это профессор Уилсон.
– Да, конечно, – вежливо улыбнулся он. – Кажется, мы где-то встречались? – Он не стал дожидаться ответа: «Да, несколько раз» – и продолжил: – Сходство с одной из разновидностей корбанской письменности имеется, но лишь внешнее.
– Профессор, у вас есть идеи насчет того, что это за язык?
– Могу я поинтересоваться, где сейчас находится данный предмет?
– В доме клиента.
– Понятно. Он знает, что это такое?
– Владелица – молодая женщина. Похоже, она не имеет никакого понятия о предмете.
– Что ж, на вашем месте я не очень радовался бы, Алекс. Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я провел для вас кое-какие исследования?
– Если несложно.
– Обычно я требую плату за консультацию. Но в вашем случае… – Губы его раздвинулись в презрительной улыбке.
– Вот ведь болван, – сказал Алекс, поднимая взгляд. – Чейз, я выяснил, кому раньше принадлежал дом номер двенадцать по Голд-рейндж.
– И что?
– Одно время им владел Сомерсет Таттл.
– Таттл по прозвищу Сансет-Закат? Тот, который все время искал инопланетян?
– Он самый.
– Он ведь давно умер?
– Лет двадцать пять назад.
– Думаешь, плита принадлежала ему?
– Возможно.
– Если она принадлежала ему, – сказала я, – язык вряд ли имеет значение.
– Почему?
– Если бы Таттл нашел плиту где-нибудь на раскопках и та представляла хоть какую-то ценность, он наверняка знал бы об этом. Сомневаюсь, что она закончила бы свои дни в качестве садового украшения.
– Звучит вполне логично. И все же держать такую вещь на участке довольно странно. Давай-ка изучим ее как следует.
– Ладно, Алекс. Раз уж ты так говоришь…
Он улыбнулся, заметив мой скепсис.
– Порой случаются и куда более странные события, юная леди.
– Как он умер, Алекс?
Мы по-прежнему сидели в его кабинете в задней части дома. Играла легкая симфоническая музыка. Алекс развалился на роскошном диване, доставшемся ему от дяди.
– Сансет Таттл обожал ходить под парусом по реке Мелони. Однажды он попал в шторм. От порыва ветра парус развернуло, и Таттла ударило гиком по голове. С ним никого не было, но все это увидели из другой лодки. До него добрались так быстро, как только могли, но… – Алекс пожал плечами. – Другие считали, что он чересчур поглощен собственными мыслями и порой не отдает себе отчета в своих действиях. Таттл умер в сто тридцать девять лет. А вдруг…
– Что «вдруг», Алекс?
– Вдруг плита осталась от иной цивилизации?
– Да брось, – рассмеялась я. – Нет никаких иных цивилизаций.
– А «немые»?
– «Немые» не в счет.
– Вот как? Это почему?
Я сдалась. Алексу нравится считать себя обладателем непредвзятого мышления, но, на мой взгляд, его непредвзятость порой заходит слишком далеко.