Главное – выбраться отсюда.
Датчик кислорода показывал, что на поиски решения осталось четыре часа. И всё, что Марк мог предпринять – бесцельно брести вперёд, пока не начнёт задыхаться. Это действовало на нервы.
Он ещё пару раз засматривался на отражения. В одном увидел себя, любующегося Завесой. Подумалось: «Неужели я выглядел так нелепо? Точно загипнотизированный коброй кролик». Другое противоречило теории о том, что Закулисье – так про себя Смирнов окрестил окружавшее его пространство – воплощает только воспоминания и мысли. Вряд ли нечто подобное могло зародиться даже в глубинах его подсознания.
Он видел себя, одетого в скафандр, на фоне звёздного неба, какие обычно рисуют художники. Оно буквально ломилось от разноцветных туманностей замысловатых форм. Полная противоположность высасывающей человечность чёрной бездне, с которой Марк познакомился так близко.
Теперь с каждым шагом граница нормальности отодвигалась на длину этого шага, а пространство перестраивалось. Вход в новый туннель как будто выныривал из чёрной мглы. Но это уже не удивляло Марка.
Он просто шёл вперёд, стараясь ни о чём не думать либо размышлять вслух. Ведь очень трудно свыкнуться с тем, что все твои мысли кто-то отчётливо произносит твоим же голосом.
Один раз Марк интереса ради двинулся назад, чуть ли не по своим следам – кое-где под ногами была планетная почва, где сапоги должны были оставлять чёткие отпечатки.
Он оглядывался, стараясь обнаружить знакомые детали.
Но так ничего и не нашёл.
Безнадёжность стала почти осязаемой. Глядя на цифры, отображающие уменьшение запаса кислорода, Марк уже не чувствовал страха. Он ждал избавления. У смерти было неоспоримое преимущество перед Закулисьем – она была понятной.
Но это был ещё не конец. Космонавт нашёл туннель, которого раньше не замечал – или попросту видел впервые. Марк прошёл по нему всего несколько шагов, когда шлемофон вдруг ожил и ошарашил Смирнова какофонией радиопомех.
Марк замер и прислушался. В потоке треска и шипения угадывалась речь.
Космонавт сомневался, не очередная ли это обманка, но всё же сказал:
– Оставайтесь на месте, я иду!
Нити частот на экране мини-компьютера подёргивались в такт искажённым помехами звукам. Марк пошёл на сигнал, и уже через десяток шагов смог разобрать несколько слов:
– Никого… жду помощи… попытаюсь… повреждения…
Голос явно принадлежал мужчине.
– Это Смирнов! Я слышу тебя и иду на пеленг! – на всякий случай повторил начлагеря и свернул в малоприметное ответвление главного коридора. По граням свода пробежали размытые тени.
С каждым шагом голос в шлемофоне становился всё разборчивее. Говорил Марон.
– Мало воздуха… повредил баллон… кто слышит, отзовитесь!
– Слышу тебя, Марон!
Смирнов остановился.
Дорогу преградили ломаные грани. Был лишь небольшой лаз, вдоль самой земли. Мысленно выругавшись, Марк продолжил путь ползком.
Как следует вывалявшись в пыли, космонавт попал в очередной зеркальный цилиндр. За одной из его стен, привалившись к большому камню, сидел инженер.
– Марон! – позвал начлагеря, подходя вплотную к иномировому стеклу. – Марон, я здесь! Сможешь добраться до меня?
Подчинённый не отвечал и даже не повернул головы. Только продолжал говорить, медленно и с трудом:
– Я… задыхаюсь. Смирнов. Кох. Виктор. Кто-нибудь… Кислород на нуле. Помогите…
Марк бессильно топтался по другую сторону стекла и думал, что бы предпринять. Он осмотрел каждую стенку цилиндра, но проход был только один – тот, по которому космонавт попал сюда. А воздуха у инженера оставалось всего на несколько вдохов.
Плюнув на осторожность, Смирнов шагнул сквозь разделявшую его и Марона преграду.
Полная тишина в эфире. Марон полусидел-полулежал у того же камня и больше не двигался. Сквозь забрало шлема на Марка смотрели остекленевшие глаза мертвеца.
Космонавт шарахнулся в сторону, пытаясь сообразить, что случилось. Ответ всплыл почти мгновенно. Едва найдя его, Марк буквально прыгнул назад в цилиндр, откуда пришёл.