– Я не был уверен, – спокойно ответил Кох, глядя космонавту в глаза. – А на безопасном расстоянии мы не получили бы нужных данных…
Его прервал мощный удар под дых. Учёный согнулся пополам. Марк толкнул его на землю и что было сил пнул в бок, надеясь попасть по почке. Потом ещё раз, метя в открытую голень. И ещё. Потом вспомнил остекленевшие глаза Марона и саданул учёного в солнечное сплетение. Он бил так, словно Кох самолично создал Закулисье и обманом заманил в него трёх ни в чём не повинных людей. С большим трудом космонавт удержался, чтобы не проломить забрало учёного.
Диана пыталась его остановить – Марк этого не замечал. Как и её отчаянных криков, звучащих в шлемофоне. Отведя душу, космонавт покачнулся и сел рядом со скорчившимся от боли Кохом. Злость иссякла, а вместе с ней ушли и все силы. Стало даже немного стыдно – ведь Марк мог убить человека, за жизнь которого отвечал.
– Скафандр цел? – отстранённо спросил он.
Йозеф медленно сел и отряхнулся.
– Давление не падает.
Его голос был бесстрастен, как и всегда. Только дыхание сбилось.
Марк поднялся на ноги. Оглянулся. Заметил большой валун.
– Присядем.
¬¬– Я теперь к тебе близко не подойду! – заявила Диана.
¬– Я заслужил, – сказал учёный, вставая. – Уверен, теперь между нами всё улажено. Тебе не о чем переживать.
– Спасибо, – Марк опустился на камень. Йозеф, держась за травмированную ногу, присел рядом. Доктор осталась стоять. – Расскажи подробнее о своих подозрениях. Вдруг это нам поможет.
– Я долго добивался, чтобы меня перевели в передовой лагерь. Здесь можно первым получать всю информацию об аномалии. Я сторонник теории, что Завеса – это фронт волны сжатия нашей Вселенной. Согласно моим предположениям, граница периодически сдвигается, поглощая новые участки пространства.
– Так почему ты молчал?! – Диана отступила ещё на шаг.
– Потому что для обоснования моей теории не хватало данных. А теперь сами подумайте – я делаю заявление, и передовой лагерь тут же эвакуируют. Ремонт и обслуживание исследовательских приборов ухудшаются. Появляются ошибочные показания, которые нужно как-то отсеивать. В итоге процесс изучения аномалии сильно замедляется.
– Теперь у тебя достаточно данных для подтверждения теории? – ядовито поинтересовался Марк.
– Вполне.
– Значит, – Диана взялась руками за шлем. – Мы вне Вселенной… Как мы вообще можем здесь существовать?
– Мы не вне Вселенной, а внутри её границы, – тихо сказал Кох. В его голос наконец просочилась толика безысходности. – Вы же видите, как здесь искажено пространство. Всё спрессовано до бесконечно малых величин. Если посмотреть с той стороны Завесы, мы будем похожи на картинки толщиной меньше микрона.
– Твою мать... – пробормотал Марк, опуская голову.
– В чём дело? – насторожилась доктор.
– Во времени, – сказал космонавт и словно наяву увидел последний кадр видеопослания, полученного от сестры.
Она смотрела на Марка осуждающе.
– Время здесь сжато так же, как и пространство, – пояснил Йозеф, не поднимая головы. – Каждая секунда здесь эквивалентна сотням, а может и тысячам земных лет.
Даже сквозь бликующий пластик шлема было видно, как побледнела Диана.
– Но это значит…
– Да, – кивнул Кох. – Если я не ошибся в расчётах, в Солнечной Системе прошло десять миллионов лет. Как минимум. Человечество, вероятно, давно вымерло.
– По дороге сюда, – сказал Марк, цепляясь за последнюю соломинку, – я попал во временну;ю аномалию…
– Я тоже такую видел, – учёный, не дослушав, махнул рукой. – Из-за бесконечного уплотнения здесь не может быть равномерного пространства-времени, поэтому и существуют области с разными коэффициентами сжатия. Но разница эта исчисляется… миллиардными долями. Каждая плоскость, которую мы видим, – это пространство-время с иной структурой. Нам повезло, что мы все попали в один слой...
– Да заткнись ты уже, – бросил Марк, не желая больше слушать пространные объяснения.
Йозеф замолчал. Диана упала на колени, отключила рацию и только тогда разрыдалась. Марк смотрел на неё и понимал – если бы он не утратил эту способность в многочисленных полётах, то вёл бы себя так же.