— Этот мир, ныне исчезнувший, — говорил о периоде египетского Древнего царства, — интересен по-своему. Пирамиды… В них что-то неземное.
Эта фраза напомнила Грину земляные холмы элоров, лабиринт профессора Чикли. Напомнила продавца снов.
Когда это было — встреча, разговор с ним? Прошло четверо суток.
Вечером Грин оставался в номере, вспоминая, даже пытаясь записать что-то из виденных снов. Ночь провел беспокойно, а утром решил поехать в известную ему лавочку. Что-то толкало его и что-то отвращало от свидания с продавцом. И чтобы окончательно разобраться в своих ощущениях, Грин вышел из автобуса раньше — на улице Пуатье. Что он ответит странному человеку? Тот, конечно, спросит о снах. Может быть, Грин упустил возможность общения? Хотя бы с гигантами? У них высокоразвитая цивилизация. Но что сделал Грин, чтобы войти с ними в контакт?..
Чувство смятения не покидало Грина, пока он не дошел до знакомой улочки. Вот сейчас он свернет за угол и увидит вывеску «СНЫ».
Грин свернул за угол, но знакомой вывески не увидел. Лавчонка была на месте: витрина, дверь, ступенька, вышедшая на тротуар. Но вывеска… Вывеска была другая: «Пуговицы». Грин замедлил шаги, подошел вплотную. Сквозь стекла витрины, соединенные встык, он увидел продавщицу с накрашенными губами, взбитой прической и перед ней на прилавке — картонки с пуговицами. На витрине не было надписи «Сны на выбор». Лавочка была та же, но продавщица и товар в ней — другие.
Грин не зашел в лавочку, прошел мимо. Вернулся и прошел еще раз. На улице никого не было, утро нераннее: все, кому нужно, разошлись на работу, школьники — в школу.
Одинокая фигура Грина, видимо, привлекла внимание прохожего.
— Англичанин, сэр? — спросил он. — Угадываю по трости. Она у вас, как у Шерлока» Холмса. Кого-нибудь ищете?
— Здесь была вывеска… — нерешительно начал Грин.
— «Сны»? — подсказал прохожий.
— Да, «Сны», — утвердительно кивнул Грин.
— Полиция, сэр, — ответил прохожий. — Наряд полиции! Кто-то донес на продавца.
Грин стоял, ожидая, что еще скажет собеседник.
— Удивительнее всего, сэр, — заговорил тот, — когда полиция наскочила на лавку, здесь уже были пуговицы.
Собеседник засмеялся, обнажив на миг редкие зубы:
— Представьте их физиономии, сэр!
— Куда же делся товар, вывеска? — спросил Грин.
— Никто не знает. Испарились. — Собеседник опять засмеялся. — Так, во всяком случае, говорят все, — добавил он.
— И вы верите? — спросил Грин.
— Почему бы не верить? Атомный век, поиски в космосе… А вам понравились сны? — вдруг спросил собеседник. — Хотя бы один?
— Не понравились, — ответил Грин. — Ни один. — К нему вернулось то же мрачное настроение.
Собеседник вздохнул:
— Жаль, сэр. Как трудно наладить контакт между галактиками. Ужасно трудно! Особенно между цивилизациями, которые ценят форму, а не содержание. Принимают, так сказать, по обличью…
Грин промолчал. Собеседник минуту помедлил и стал прощаться:
— До свидания, сэр. Желаю вам удачи в делах.
Приподнял шляпу. Концы ушей его были закругленные, розовые, покрытые белым пухом.
— До свидания, — сказал он еще раз и, не глянув Грину в лицо, повернулся и пошел вдоль по улице. Завернул за угол.
А Грин с удивлением заметил, что не может сдвинуться с места, точно прирос к асфальту. Не сдвинулся с места до тех пор, пока незнакомец не исчез за углом. Только когда он исчез, оцепенение прошло и Грин кинулся вслед за ним. Но было уже поздно: на улице никого не было. Ни души.
НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ
I
Учитель-пенсионер Николай Иванович Волин вышел на прогулку, как обычно, в восемь часов. Четвертый год он не работает — оставил школу и превратился в свободного человека. У него масса времени, с которым он не знает, что делать. Время осаждает его с утра до вечера и даже ночью, когда не спится. Школа перешла от него к дочери, тоже учительнице, Ольге Николаевне. Живут они вдвоем. Жену Николай Иванович похоронил, когда девочке шел пятый год. Сейчас Ольге — двадцать один.
Сельцо Битюжное, из сорока четырех дворов, лежит на холме и состоит из двух улиц — центральной и боковой. На центральной улице клуб, магазин и бригада, с широким двором и навесом, под которым прячутся от дождя сеялки, бригадная автомашина. Школа и домик Николая Ивановича в начале улицы, на холме, а внизу протекает речка — Зеленая. Тут же, между холмами, лес: черемушник да калина.
В лесу Николай Иванович знает каждую мочажину и тропинку. Он и сейчас идет по улице, к лесу. Не спешит, да и спешить ему не к чему. Останавливается у бригадных ворот. Раньше здесь был колхоз «Заря», а теперь — бригада. Основная власть на селе — бригадир Лапшин, бывший ученик Николая Ивановича. Как раз он вышел из бригадного дома.
— Отдыхаете? — спрашивает у Николая Ивановича.
— Отдыхаю, Сережа.
— Все в лес? — Бригадир знает привычки старого учителя.
— Хожу-брожу. Гербарий Оленьке делаю.
Учитель еще поговорил бы с бригадиром, но тому недосуг: поправляет подпругу на лошади — едет в правление, в Жарове.
Перейдя мост через Зеленую, Николай Иванович сворачивает с дороги в гущину леса. Нужно нарвать горицвета. Растет горицвет на Круглой Поляне. Спуститься в ложок, потом подняться на Скальную Гриву — тут и Поляна.
Покой и сонная зелень обступают учителя. Тропинка петляет среди деревьев — его тропинка, Николая Ивановича. Он протоптал ее. Умрет — а тропинка, след его на земле, останется. Но еще много дней Николай Иванович будет ходить сюда так, как сейчас.
Спустился в ложок. Здесь сырее, выше трава. А вот и подъем на Скальную Гриву. Там и тут встречаются полянки-латочки. Старик пробирается от одной полянки к другой и вдруг останавливается. Впереди голоса — женский, взволнованный, и мужской, внешне спокойный, но и в нем проскальзывает тревога:
— Неужели застряли, Бин?
— Потерпи, Лола, пока не знаю причины.
— Я боюсь…
— Чего ты боишься?
— Кто-нибудь обнаружит нас.
— Место заброшенное. И неполадка, я думаю, пустячная.
— В каком мы году, Бин?
— В тысяча девятьсот семьдесят пятом.
— О, Бин…
Странные звуки, будто железо царапает о железо. И опять:
— Бин…
— Что, Лола?
— Вдруг это надолго?
— Не знаю. Что-то с ведущим контуром.
Голоса — впереди и чуть в стороне от тропинки. Николай Иванович сделал два-три шага, раздвинул кусты. Сперва он ничего не понял: увидел что-то голубое с золотом и двоих, наклонившихся, как ему показалось, над выпуклым зеркалом.
— Помоги мне выправить. — Мужчина упирался в зеркало руками, как если бы хотел приподнять его.
Женщина тоже уперлась руками в зеркало — руки ее были голыми до плеч, тонкими и нежными.
— Тяжело, Бин… — пожаловалась она.
— Надо ее поставить нормально, Лола, — сказал мужчина и опять потянул за край зеркала. Шевельнулись кусты.
Тут Николай Иванович рассмотрел, что они стоят возле машины.
Видимо, машина потерпела аварию — свалилась на кусты и стояла накренившись. Выпуклое зеркало — это крыша машины, отшлифованная до блеска и отражавшая небо. Мужчина пытался выправить машину, стоял спиной к Николаю Ивановичу. Женщина, наоборот, — лицом. Старалась помочь мужчине стянуть машину с кустов, от усилия закусила губу.
— Тяжело… — опять пожаловалась она.
— Совершенно необходимо поставить машину нормально. Так она не улавливает силовых линий магнитного поля.
— Знаю, Бин, но что я могу поделать?
— Ну-ка, еще раз, вместе, — сказал мужчина.
Тут глаза женщины встретились с глазами Николая Ивановича.
— Бин… — произнесла она.
Мужчина почувствовал страх в ее голосе, обернулся. Теперь они оба глядели на Николая Ивановича. Учитель отметил твердые черты лица мужчины, капли пота на лбу. Лицо женщины было нежнее. Николай Иванович назвал бы его красивым, если бы его не портил страх.