— Что такое? — в недоумении спросила Елена Андреевна.
— Песня такая: «Вологде-где-где-где…» Есть и другая: «Там, за горизонтом, — там-тарам, там-тарам». — Гига с отвращением покрутил головой: — Кошмар!
Обед закончили молча, в задумчивости.
Но и это не все.
Однажды Елена Андреевна увидела странную игру Гиги с котом.
Кот Базилио был толст и равнодушен ко всему на свете. Мышей не ловил из принципа: они мне ничего, и я им ничего — пусть живут. Если не лежал, отдыхая, на диване, то обязательно разваливался посреди комнаты. Никакими приемами, включая и силовые, нельзя было расшевелить Базилио.
Вернувшись с работы и внеся в кухню сетку с продуктами, Елена Андреевна услышала в спальне разговор:
— Долго ты будешь ходить неграмотным? Скажи «ы».
— Ы-ы… — послышалось в ответ странным приглушенным голосом.
С кем это сын? Елена Андреевна заглянула в спальню через полуоткрытую дверь.
Гига и кот сидели рядом. Перед ними открытый букварь.
— Скажи «с-с», — требовал Гига, водя пальцем по азбуке.
— Х-х… — отвечал кот Базилио.
— Плохо, — ответил Гига. — Повтори: с-с…
— С-сь… — ответил кот.
— Лучше. Теперь — т.
— Т… — вполне отчетливо произнес кот.
— Молодец, — похвалил Гига. — Теперь скажи: я сыт!
Кот повертел головой то ли в нерешительности, то ли конфузясь.
— Ничего, — ободрял Гига. — Я сыт…
Кот наконец решился. Вздохнул, набравши побольше воздуху, и, чуть подняв голову, словно солист перед микрофоном, взвыл нечеловеческим голосом:
— Я сыт!..
Елена Андреевна попятилась в кухню, села на стул. Сердце у нее готово было выскочить из груди.
— С мальчишкой надо что-то делать! — рассказала она отцу о происшедшем.
Дмитрий Юрьевич тоже видел, что с сыном делать что-то необходимо, но что — не знал.
Помог директор совхоза:
— Везите его в Москву. В исследовательский институт.
— В какой институт?..
— Ну… — попытался найтись директор. — В биологический какой-нибудь, в кибернетический.
Дома Дмитрий Юрьевич посоветовался с сыном, как он смотрит на поездку в Москву.
— Можно и в Москву, — согласился Гигант.
— Не боишься?..
— Ничего не боюсь, — ответил сын. — Поехали.
Дмитрий Юрьевич повез Гиганта в Москву. Институты по справочнику были педагогические, финансово-экономические, медицинские, был даже — огнеупоров. Дмитрий Юрьевич остановил выбор на институте экспериментальной психологии. Попал он к доценту Розову.
Тот побеседовал с Гигой, перелистал с ним какие-то таблицы, уравнения с радикалами. Остался доволен — Дмитрий Юрьевич наблюдал за ними, присев на стульчик у двери кабинета. Доцент предложил Гиге несколько головоломок, тот, почти не задумываясь, решил их. Розов опять остался доволен, сделал авторитетное заключение:
— Феноменально!
Гига раскраснелся, оживился, видимо, хотел головоломок еще, но Розов сказал:
— Подождем академика Форсова. Что он скажет. Академик пришел через час. Тоже занялся Гигой, и чем больше работал с мальчиком, тем большее изумление можно было прочесть на лице ученого.
Потом, передав Гигу опять Розову, беседовал с Дмитрием Юрьевичем: как рос Гига, как питался, учился, спал? Есть ли в роду Дмитрия Юрьевича выдающиеся личности? На первую группу вопросов Дмитрий Юрьевич ответил, что ел, спал и питался Гига обыкновенно, что касается выдающихся личностей, то, насколько он знает, в его, Дмитрия Юрьевича, роду таковых не было.
Академик все это выслушал и сказал:
— Зайдите через неделю. Вы приезжий? Жить вам есть где в Москве? Мальчика на это время оставьте нам.
Через неделю Дмитрий Юрьевич был опять в этом же кабинете. Беседовали они с академиком Форсовым с глазу на глаз. Гиганта, пообещал академик, Дмитрий Юрьевич увидит: мальчик устроен, накормлен, не надо беспокоиться по этому поводу.
— Гига — особенный человек, — заявил академик. — Вы даже не представляете, Дмитрий Юрьевич, что вы дарите миру.
Дмитрий Юрьевич пока что не дарил ничего, но слова академика ему льстили, он согласно кивал.
— Не знаю, с чего начать, — сказал академик. — У вас какое образование?
— Среднее, — скромно признался Дмитрий Юрьевич. — Агрономическое.
— Ну, ничего, — кивнул академик. — Придется заглянуть в историю человечества, и если вам что-нибудь будет неясно, вы спросите. Хорошо?
— Хорошо, — согласился Дмитрий Юрьевич.
— Дело в том, — продолжал академик, — что человек от обезьяноподобных предков до настоящего времени развивался неравномерно. Из древнейших людей, архантропов, на каком-то этапе выделился вдруг неандерталец. Просуществовал определенное время и, выделив из своей среды кроманьонца — новую расу, — исчез..
— Как… как вы сказали? — переспросил Дмитрий Юрьевич.
— Исчез, — повторил академик. — Его вытеснил кроманьонец, — Хомо сапиенс, человек разумный. Мы его непосредственные потомки.
— Но ничто не стоит на месте, — продолжал академик. — Науку давно интересует — какова следующая ступень, кто придет на смену человеку разумному?
Дмитрий Юрьевич молча раздумывал: действительно — кто придет?
— Кажется, наш Гигант, — говорил академик, — дает на это ответ. Придет Хомо сверхсапиенс — сверхразумный.
— Вы хотите… — Дмитрий Юрьевич заерзал на стуле.
— То, что сказал, — прервал его академик. — Человек сверхразумный.
— А как же мы?.. — воскликнул Дмитрий Юрьевич.
Академик пожал плечами:
— Дело теперь не в нас — в вашем сыне. Он человек особенный. Скажу прямо: он родился с готовой речью, с готовыми навыками, которыми владеете вы, я и другие. В этом его отличие. Рождались дети талантливые — вундеркинды, запоминали с первого взгляда текст на странице, формулы, музыку. Но Гигант, обладая всем этим, коренным образом отличен от них. Мало сказать, что он унаследовал не только безусловные рефлексы, но и условные — его мозг превышает сейчас тысячу шестьсот кубических сантиметров, при норме тысяча четыреста, тысяча пятьсот. Это новый тип мозга, как Гигант — новый тип человека. Притом это устойчивая мутация. Понимаете?
— Да… — отозвался Дмитрий Юрьевич.
— Эти новые свойства от вашего сына пойдут по наследству — Гигант психически и физически здоров, нормален. Больше: одинаково склонен к технике, физике, математике, биологии, психологии — во всяком случае, удалось пока выяснить. Это тоже устойчиво у Гиганта. От него пойдет новая ветвь в развитии человека!
— Как же мы?.. — вторично воскликнул Дмитрий Юрьевич. — Исчезнем?..
Академик пожал плечами:
— Уступим место. В природе выживает сильнейший, умнейший…
Уезжал из Москвы Дмитрий Юрьевич с нелегким чувством в душе. Гигу он видел. В обширной лаборатории института Гига расхаживал среди электронно-счетных машин, изредка в одном, в другом месте нажимал на кнопки. Считывал с лент выданную машинами информацию.
— Освоил… — шепнул на ухо Дмитрию Юрьевичу лаборант, видимо, ближайший учитель мальчишки, и радостно улыбнулся отцу Гиганта: — Талант!
— Тебе нравится здесь, сынок? — спросил не без робости Дмитрий Юрьевич.
— Нравится, — Гига даже не поднял глаз от бумажной ленты.
В общежитии после Дмитрий Юрьевич застал Гигу за широким столом, заваленным чертежами и схемами — все это были новейшие счетно-решающие устройства. Гига безжалостно черкал карандашом по ватману и ругался вполголоса:
— Плохо. Отвратительно. Переделать!
Второй раз Дмитрий Юрьевич был в Москве через полгода.
Прямо с вокзала поехал в институтское общежитие, надеясь застать сына на отдыхе, был шестой час вечера.
В общежитии Гиги не оказалось. Дмитрий Юрьевич пошел в лабораторию, где прошлый раз Гига работал на электронно-счетных машинах. В лаборатории его тоже не оказалось — вообще, никого не было.
Надо расспросить у директора, решил Дмитрий Юрьевич, вышел из лаборатории в коридор.
Действительно, из директорского кабинета слышался голос — Гиганта, определил по тембру Дмитрий Юрьевич. Обрадовался, наконец-то увидит сына.