Уважай его личное пространство, и он будет уважать твоё.
А пока ты этому не научился, будешь получать по зубам. Мудила.
— Я правда похож на него? — негромко спрашивает он, когда Дэрил задвигает входную дверь книжным шкафом и садится рядом с Карлом на диван. У того всё ещё немного гудит в голове, и он чувствует, как напрягается Дэрил. — Можешь не отвечать, если…
— Да. — Коротко и тихо. — Да, ты похож.
Они сидят в тишине. Гостиная становится всё темнее с каждой прошедшей минутой. В доме пахнет кашей и потушенным камином. Карл кусает верхнюю губу и смотрит на свои руки.
— Я видел перед собой Гниду.
— Что? — растерянно переспрашивает он. — Кого?
— Собака. Жила у нас с Мерлом, когда я был ребёнком.
— И… я похож на твою собаку?
— Только взглядом, — Дэрил неловко показывает пальцем себе за спину. — Тогда. Когда всё только случилось. Гнида сдох щенком, и я… не хотел, чтобы это произошло ещё раз.
В гостиной снова повисает тишина. Карл обхватывает себя руками и отворачивается. Он то и дело облизывает горящую губу, глядя сквозь стену с ободранными обоями.
— Прости, что наговорил.
Дэрил молчит.
— Я думаю, что Рик…
— Не нужно.
— Нет. Я просто думаю, что он знал. И он… он ценил это. Я так думаю. Ты был дорог ему. Больше, чем остальные, — Карл сбивается с мысли и упрямо смотрит в пол. Дэрил сглатывает, поворачивает голову. Смотрит на него, пытаясь понять, почему голос пацана такой глухой. Как будто ему больно говорить. — И если я действительно… если ты видишь его во мне, то… я могу. Я не малолетка, я готов, правда.
Что-то в Дэриле опускается.
Точнее, падает. Срывается и со свистом летит вниз.
О чём он говорит? На что намекает Карл, чёрт возьми? Его щёки ярко-красные, а глаза он не поднимает, но продолжает бормотать.
— Я был бы не против, я не шутил. Правда, если хочешь… господи, — тяжело выдыхает. — Ты же понимаешь сам.
— Карл.
Карл вздрагивает. Дэрилу тоже не по себе, он очень редко называет его по имени.
Серые глазищи смотрят ему в лицо. Огромные, полные… чего-то. И осознание оглушает Дэрила на какой-то момент.
— Иди спать.
Карл смотрит несколько секунд, будто пытаясь понять. Потом поджимает губы и коротко кивает. Поднимается с дивана и мнётся, сжимая и разжимая кулаки. Он стоит, упрямо глядя перед собой. Дышит шумно, словно решается. Дэрилу становится херово. Ему хочется закрыть глаза и отключиться, чтобы не слышать того, что сейчас…
— Идём со мной.
Он резко выдыхает:
— Послушай, приятель. Просто греби спать, ладно?
Карл жмурится. У Дэрила жжёт в грудной клетке. Пусть просто уйдёт. Пожалуйста, пусть он просто провалит в спальню. В голове такая грёбаная каша, что не разгрести никакой лопатой.
Сложно представить, что теперь со всем этим делать. Проще было молчать.
Сложно представить, куда теперь деть из сознания эти полные надежды глаза. Они не потухнут. Они горят болью, но они живы.
Сложно представить, насколько зубодробильно было выдавить для Карла эти слова.
Дэрил запрокидывает голову. Он не будет думать об этом. Он не будет думать о Рике и о Карле. Не будет думать о них вместе и по отдельности. Иначе у него просто бомбанёт крыша.
Через пару мгновений он слышит, как в спальне захлопывается дверь.
Господи.
Господигосподигосподи. Сделай что-нибудь.
Думаешь, я могу тебе сказать, когда рухнул мой мир?
Верно, могу. Мне было одиннадцать, или около того. Я точно не помню, правда. Извини.
Всё, что я помню — это Шейн и мама, и машина, и рация, которая безостановочно вещает из радиоприёмника, и много людей, очень много людей. Я даже практически не помню того, что было до этого. Как будто в ту ночь я родился. Как будто кто-то стёр все мои воспоминания.
Я помню рацию и огни — с этого началась моя новая жизнь.
Мне всегда было интересно, что помнишь ты.
Кем ты был, где оказался, когда всё это началось?
Сейчас я понимаю. Я могу себе представить. Наверное, в какой-то из этих затхлых квартирок, с Мерлом и его дружками. Наверное, вы курили травку, или ширялись, или грабили какой-нибудь магазинчик. Вы весело проводили время, когда наступил апокалипсис. Я уверен.
Ты был другим.
Молодой парень, оторви и выброси. Оседлывал байк — это я тоже помню, — и балдел от того, как круто ты смотрелся на нём. Ты рисовался перед всеми, кем мог. Твои стрелы всегда попадали чётко в цель, если ты промазал — значит, так было нужно. Ты говорил редко и по делу. Со временем твоих слов становилось всё меньше. Дел — больше. Вот, что я помню о тебе в своей новой жизни. И с этого тоже начинается крушение моего мира.