Я потеряла его. И это только моя вина.
Я упала на колени, выкрикивая в темноту его имя.
Я разрывалась от горя и стыда.
А он исчез, исчез, исчез.
Я плакала, стоя на коленях в снегу – холодном, влажном, промочившим насквозь ночную рубашку, пробравшим меня до костей своим холодом. Слезы не высыхали на щеках – они превращались в льдинки.
Но никакие слезы не могли изменить случившегося. Не могли вернуть обратно моего любимого.
Наконец я поднялась на свои онемевшие, задубевшие от холода ноги. Мое сердце сжималось от боли. Внутри словно все выгорело, душа готова была покинуть меня, словно вылетевшая из клетки птица. Сама жизнь покидала мое тело, растворяясь в морозном воздухе тонкой струйкой дыма.
Где-то в глубине сознания вяло шевелилась мысль: если я немедленно не начну что-то делать, двигаться, то замерзну насмерть еще до наступления утра. Двигаясь, как во сне, я подобрала лежащую в снегу лампу. Она к этому времени погасла, но в ней еще оставалось немного масла, а в кармашке моей ночной рубашки по-прежнему были спички.
Снег валил все сильнее, крупные влажные хлопья тяжело оседали на плечах. Я рассеянно осмотрелась вокруг, и взгляд выхватил темное углубление в подножии холма. Пещера. Неужели покинутый дом все еще продолжал каким-то образом заботиться обо мне?
Я побрела по снегу в промокших насквозь чулках, сжимая в руке зажженную лампу и с трудом преодолевая желание разбить эту предавшую меня вещь о камни.
Добравшись до пещеры, я нырнула в нее, и сердце едва не разорвалось от печали. Это оказался грот за водопадом – точнее, то, что от него осталось. Здесь была пара потрепанных до неузнаваемости кресел, на которых так часто сидели мы с волком; покосившийся без одной из четырех ножек столик между ними; на полу разбитый вдребезги чайный сервиз и крошки от торта. Погасший очаг, полный остывшего сизого пепла. Куски бинтов. Банка с мазью. Кровавое пятно на том месте, где лежал волк, когда я зашивала ему рану.
Не знаю, как я все это вынесла. Не понимаю и того, как в таком состоянии догадалась доломать столик и развести из него огонь в очаге.
Я стояла у очага, но не видела пламени. У меня перед глазами до бесконечности повторялись, сменяя друг друга, картины недавней катастрофы – капля горячего масла, падающая на щеку спящего рядом Хэла. Стоящий в одной рубашке на снегу Хэл, его потемневшие от ужаса глаза. Черные волки, схватившие Хэла за руки.
Они утащили его с собой, и он исчез, исчез, исчез.
У меня больше не было слез. Я все их выплакала в ту ночь, но дрожь осталась.
И тогда, стоя перед горящим очагом, я поклялась своим отцом, шрамами, поклялась Богом на небесах, что найду Хэла. Я искуплю свою вину и освобожу из ада – куда его отправила собственными руками.
Всегда на север, туда, где гора встречается с небом, а деревья увешаны звездами.
Туда теперь лежит мой путь. Я найду Хэла, даже если буду искать его всю свою жизнь.
Мне снился лес. Поляна, окруженная стеной тесно переплетающихся друг с другом деревьев, открытая мерцающему холодным звездным светом небу.
Королева волков поджидала меня, сидя на сплетенном из колючих терновых веток троне.
Она была невообразимо высокой, с длинными серебристо-белыми волосами. Их пряди стекали по плечам вниз до самых колен. У нее были посеребренные руки, а пальцы королевы заканчивались когтями, остро заточенными и украшенными драгоценными камнями. Лицо у нее было слишком угловатым, чтобы сойти за человеческое. Тонкие губы королевы выглядели неестественно бледными, а сквозь пряди серебристых волос проглядывали острые серые волчьи уши.
Глаза королевы пылали огнем.
Она поднялась с трона и направилась ко мне. Трава приминалась под ее ногами. Шагнув ближе, она прикоснулась к моему лицу когтистой рукой и спросила:
– Что ты теперь будешь делать, Эхо Алкаева?
Даже во сне я почувствовала ее острые когти.
– Я найду его. Освобожу. А еще я уничтожу тебя.
– Найду? Освобожу? Уничтожу? – рассмеялась королева. – Ты трижды ошибаешься. Но приходи ко мне, если сможешь. Думаю, это меня позабавит.
С этими словами она отпустила меня и исчезла.
А сон продолжался.
Теперь я увидела Хэла. Он лежал в какой-то подземной норе, связанный по рукам и ногам прочными корнями. Его белая рубашка была в крови, а сам он рыдал, сотрясаясь всем телом.
– Хэл! – попыталась крикнуть я, но не сумела. И подойти к нему тоже не смогла.
Он не видел и не слышал меня.
Он рыдал и рыдал.
А где-то наверху смеялась Королева волков.