— В народе говорят, что аллах так расположил звезды на небе, чтобы они всегда светили жителям Рашей…
Я думал, что мы приехали слишком рано и нам придется ждать, пока деревня пробудится ото сна. Но ошибся. Жизнь здесь уже шла своим чередом. На окраине деревни под оливой сгорбленная женщина пекла хлеб. Трудно было понять, молода она или стара, усталость или бремя годов согнули ее. Женщина тонко раскатала на доске тесто. Затем ловким движением прилепила его на выгнутый кусок железа, под которым пылал огонь. Присев перед своей примитивной печью, крестьянка стала подбрасывать в огонь сосновые шишки. По ее освещенному красным пламенем лицу стекал пот. Казалось, что лицо светится изнутри каким-то странным торжественным светом. Женщина негромко напевала песню:
А лепешка — таннура на раскаленном железном листе начинала золотиться, издавать вкусный, дразнящий аромат. Это походило на священнодействие. Да, именно таким мне запомнилось приготовление хлеба в ливанской деревне. Не дешево он достается, и крестьяне относятся к нему с благоговением.
Нас обогнал караван ослов, навьюченных корзинами с глиной. Мужчины уже успели съездить за сырьем. Позавтракав, они начнут работу. Глину трех различных цветов и трех сортов берут из близлежащих холмов. Затем ее промывают, очищают от примесей. После первичной обработки глину долго и тщательно месят всей семьей. Приготовив все необходимое для работы, семья гончара садится завтракать. Тонкую до прозрачности таннуру посыпают тмином либо намазывают творогом, приправленным оливковым маслом. Сложенный вчетверо тоненький блин да кувшин родниковой воды — вот и весь завтрак прославленных гончаров Рашей. Уложив в нагрудный карман рубахи дюжину самодельных сигарет, гончар отправляется в мастерскую.
Солнце показывается из-за гор, и гончарная мастерская наполняется светом можно работать. В центре каменного помещения, напоминающего сарай, два больших гладких круга. Это и есть гончарные станки. Устройство станка простое: каменный вращающийся круглый стол приводится в движение педалью при помощи приводного ремня. Гончар надевает кожаный фартук, берет приготовленный ком влажной глины, устанавливает его в центре круга и, нажимая нотой на педаль, приводит станок в действие. Глина, будто живая, начинает извиваться, вытягиваться вверх. Опытными проворными движениями гончар намечает основные контуры задуманного им сосуда. Сначала получается продолговатая ваза с отвислыми краями, затем она на глазах превращается в стройный тонкостенный кувшин. К чему прилепляют ручку и оставляют в темпом помещении высохнуть и затвердеть. Ha следующий день кувшин попадает в руки художника, и тот дает полную свободу своей фантазии. Колоритную гамму, орнамент, формы цветов и растений художникам подсказывает окружающая природа. Разрисовщики работают на улицах этой необычной деревни, напоминающей по своей специализации наш Палех. Они рисуют молча и со стороны кажутся глухонемыми. Длинные кисточки молниями мелькают в их руках, рождая на стенах сосудов яркие букеты цветов, изящные узоры, жанровые сцены.
Риф Тавиль указал мне на маленькую босоногую девочку лет шести. Она сосредоточенно разрисовывала краской полуразбитый горшок.
— Будущая мастерица, — сказал Риф. — Здесь так повелось: как только заметят у ребенка способности к рисованию, дают ему пережженный горшок, старую кисть и оставляют одного — упражняйся сколько угодно. И ребенок фантазирует, вырабатывая собственную манеру росписи. Ведь у каждого здешнего художника свой почерк.
Разрисованный кувшин несколько дней держат на солнце, затем обжигают в конусной печи. После этого он готов служить людям — сохранять воду свежей и прохладной, украшать их дом.
Возвращаясь из Рашей с двумя отличными кувшинами, мы заехали в деревушку Бейт Шабаб. Здесь также процветает гончарное производство: на плоских полочках крыш выставлены целые сервизы глиняной посуды. Риф повел меня к одному из своих знакомых. Мы расположились на каменной веранде, окруженной гранатовыми деревьями. Бордовые тугие плоды лоснились на солнце. Казалось, что это настоящие гранаты, которые вот-вот разорвутся, и розовая картечь зерен брызнет во все стороны. Хозяин дома подал гостям традиционную чашечку кофе и поставил на стол корзину гранатов. Я хотел было разрезать тяжелый переспелый плод, но заметил, что здесь с гранатами обращаются иначе. Риф принялся катать гранат по столу, постукивая по нему, тщательно разминая с боков. Затем, когда плод сделался совсем мягким и из него стало раздаваться бульканье, как из жбана с вином, Риф проделал в кожуре отверстие и залпом выпил содержимое. Я последовал его примеру, и несколько глотков терпкого гранатового сока моментально утолили жажду.
Хозяин оказался столяром и резчиком по дереву, и в его доме мы увидели множество еще пахнущих смолой фигурок феллахов, верблюдов, деревянные маски, мундштуки, подносы, пеналы. На стенах были развешаны писанные маслом дощечки миниатюр: пейзажи гор и моря, танцующие крестьянки, портреты односельчан в национальных одеждах, цветы. Миниатюры немного грешили рисунком, но чувствовалось, что в них вложено желание передать увиденное.
— Ты уже не занимаешься этим? — спросил Риф у хозяина, указывая на пестрые дощечки на стене.
— Нет, — ответил тот. — С живописью покончено. Трудно стало сбывать эти сувениры… Туристы охотнее покупают дешевую цветную открытку. Не один день затратишь на такую миниатюру, а цену дают за нее грошовую. Стоит ли зажигать свечку для дьявола!
Когда хозяин на минуту отлучился из комнаты, Риф сказал мне, что этот столяр и одновременно художник-самоучка ни за что не станет работать «тыльной стороной руки» — во все, что делает, он вкладывает душу. Поэтому ему пришлось отказаться от художественных миниатюр — халтурить не хочет, а созданные кропотливым трудом произведения ценят не дороже фотографий.
Мне понравилось выражение «работать тыльной стороной руки» (кое-как), и я его тут же записал. Риф заметил это.
— Вам придется завести толстую тетрадь, — сказал он. — У ливанцев множество отличных пословиц и поговорок. Одной хорошей пословицей иногда можно высмеять, сокрушить длинную речь противника.
Риф был прав. У ливанского народа пословицы отличаются краткостью, выразительностью и глубоким смыслом. Ливанцы религиозны, но мне не один раз приходилось слышать выражение: «Час справедливости стоит тысячи месяцев молитвы». В древние времена была сложена пословица, актуально звучащая и поныне: «Если бы бедность была человеком, то я бы убил ее».
После завоевания Ливаном независимости в страну устремилась масса иностранных предпринимателей, экономических экспертов, подозрительных дельцов. И демократическая печать республики, предостерегая правительство от наплыва иностранцев, которым чужды национальные интересы Ливана, напомнила образную арабскую пословицу: «От множества матросов затонул корабль».
Мы распростились с талантливым столяром-живописцем, чью мебель можно найти в любом доме Бейт Шабаба, по чьи картины украшают стены лишь его собственного дома. Провожая нас, ремесленник вывел старенький дребезжащий велосипед — он отправлялся за очередным заказом в соседний поселок.
— А время-то здорово поело и попило на твоем велосипеде, — заметил Риф. — Пора бы купить и новый.
— Пора бы… Да не на что. Глаз не может очутиться над бровью.
Риф кивнул в мою сторону — записывай. И я записал, а рядом поставил русский синоним — «выше головы не прыгнешь».
Уже на исходе дня возвращались в Бейрут. В какой-то маленькой деревушке мы неожиданно попали на праздник сбора урожая. Ливанские крестьяне ежегодно празднуют завершение осенних полевых работ, сбор урожая (даже если урожай и не очень богатый). Целый год, проведенный в труде, надеждах и ожидании того, чем отблагодарит земля, завершается массовым гуляньем, танцами, свадьбами.