— Герда, я...
— Думаешь, — улыбнулась, легко ткнула в щёку. — В том и суть. Я не обижаюсь, — вижу в зеркале, как легко махнула рукой. — Всё в порядке, — добавила после. — Расслабься, дыми, отдыхай, думай. Мечтай о своей далёкой, пока я рядом, пока эти мысли не делают больно.
Это задело. Но Белая правда права. Я от того и пишу Тебе, что счастлив с нею, здесь и сейчас. Что у меня всё в порядке и есть время немного мечтать. К тому же, не направляй я свои мысли к Тебе, в моём сердце бы не осталось грусти. А не останется грусти, Герда останется без еды. Ты хочешь, чтоб она голодала? Вот и я категорически против.
И да, я часто вспоминаю Наташу. Быть может, вижу её в Тебе. Я вообще люблю видеть в людях воспоминания: так легче сходиться, легче подстраивать действия. Мне немного жаль, что так вышло. У нас с ней было прекрасное время. Скажу больше, эта дама — единственная из всех, кто смогла понять и принять меня, хоть и происходящему не верила ни на грамм. Смеялась, называла меня диковатым. Обнимала, звала смотреть фильм. Да блин, это единственный человек, кому тоже понравился «Порождённый» (имею ввиду кино), чего ещё от жизни-то нужно? И первая же спросила, знаком ли я с этой картиной, что думаю о такой группе, как Silencer (херь полная, чесслово), и сочувствую ли я Сыну Земли. Я сочувствовал Матери. Наташа тоже. А кто бы нет?
И в постели она была классной.
— А по-моему, ты идиализируешь. Видела я, как у вас там.
— О мёртвых — только прекрасное.
— Прекраснее, чем обо мне?
— Ты лучшая, солнце. Не сравнивай.
— Чудовище ты, — усмехнулась призрак.
— Ага, зверь для своей же души.
Белая вздохнула, отвела взгляд.
— Тебе «Двери» включить? Я в ту комнату, урок у меня.
— А, так я в зал пойду.
Перемещаюсь в гостиную, лежу на диване. Включаю People are Strange — и дождь за окном в тон гитарным рифам.
Я хочу отдохнуть. Хочу, чтоб отдохнула и Ты. За последние дни было много сумбурного, тяжёлого, мрачного. Книги читают прежде всего для покоя души и свободы духа. Расслабиться, не напрячься. Много ли сейчас таких вот моментов, когда выпадаешь из жизни, наслаждаешься собой и своим досугом? Слушаешь музыку, лежишь под пледиком. Пьёшь чай или кофе, или сладкую воду, или что-то покрепче и просто следишь за окном. За дождём. За закатом. Серые тучи, чёрные вороны, монотонный стук трамвайных колёс.
Нет на стенах теней, отражений в стекле, только мысли, вечер, уют.
Кстати. Люди и правда странные, когда сам чужой. А я ведь уже не чужой Тебе, правда?
У Тебя есть вопросы ко мне, которые не можешь спросить. Может, есть свои мысли, которыми желаешь делиться — я ведь часто и много спрашиваю. А сам хорош, и думать со всей бедой этой забыл, что у меня резервная почта есть: kcmentarz@gmail.com . Если хочешь, пиши туда.
Не могу обещать, что отвечу сразу — сама понимаешь, дела, всё дела. Но иногда я там всё-таки появляюсь. Конечно, эта рукопись может попасть Тебе уже в качестве совсем уж ветхих архивных данных, и всё, что останется — вот эти самые мысли, прошедшие воспоминания. Но если я всё ещё не настолько старик, а у Тебя возникло реальное желание общаться — милости просим, всегда пожалуйста. Всегда хотел книгу с живым персонажем. А Ты?
Выхожу на балкон. Курю, опираясь о дверной косяк, смотрю на стучащие с той стороны ставней капли дождя. Где-то над высотками мигнула молния — короткая, мелкая линия, даже вспышкой не назовёшь.
Хмаровск — он и большой, если живёшь в нём долго, и тесный, если привыкла к Киеву. Такая провинция познаётся лишь изнутри. Когда сливаешься с его дорогами, становишься частью улиц.
В дальней комнате послышался шум.
Бросаю всё, мигом туда.
— Герда!
Вижу в зеркале: Кожанка облегает тело. Белая Вдова пытается её снять.
Подбегаю, хватаю за застёжки, с силой потянул вниз.
Громкий крик боли. Лёгкий треск — даже у призраков есть подобие плоти.
Тыльная сторона куртки потемнела. Плечи, руки девушки горят. Виднеются сухожилия, связки.
Куртка трепыхается в моей хватке, мотает рукавами, пытается дотянуться ко мне, налезть на меня.
Кидаю её на пол — не даётся, снова взлетает, цепляется на Вдову.
— Ротти!
Зычный рёв, лязг клыков, опять треск — на этот раз рвущейся ткани.
Мгновение, другое — всё.
Чёрные лохмотья лепестками опадают на пол.
Дёргаюсь, слышится гулкий стук, звон —
...
...
...
Ксёндз закрыл глаза и упал в кресло, откинулся головой на спинку сиденья.