Вечером двадцать первого декабря Дикон попал в огромную пробку и, медленно двигаясь по улице, ощущал, как настроение его ухудшается с каждым часом. Причина была очевидной: приближалась ежегодная вечеринка в редакции, явка на которую считалась обязательной. Господи, как же он ненавидел Рождество! Этот праздник каждый раз напоминал ему, насколько пуста и бессмысленна его собственная жизнь.
Весь вечер он провел беря интервью у проститутки, которая заявляла, что в качестве «консультанта» имела регулярный доступ в здание Парламента для занятий сексом с его членами. Господи Боже мой! И это называется свежие новости?! Майкл презирал страсть англичан ко всякого рода аморальным историям. Сама по себе она больше говорила о сексуальной подавленности среднего британца, нежели о тех развратниках, чьи грешки выставлялись напоказ во всех газетах. В любом случае, Майкл был уверен, что проститутка нагло врет (если не насчет платных «игрищ», то наверняка о том, что имела частый доступ в Парламент). Такой вывод напрашивался сам собой, поскольку она ничего внятного не могла сказать о внутреннем убранстве самого здания. Не сомневался Майкл и в том, что Джей-Пи, придерживающийся принципа «доверяй, но проверяй», заставит его потом неделями рыскать по городу в поисках доказательств слов этой красотки, в надежде, что хоть что-то из сказанного ею является правдой. О Господи!
Свою депрессию Майкл отнес на счет явления, которое называл Годовыми Расстройствами Ума, или, сокращенно, ГРУстью, поскольку иначе ему бы пришлось смириться с тем, что его поджидает наследственная душевная болезнь. Все то плохое, что случалось в жизни Дикона, приходилось на проклятый декабрь. И никаких совпадений тут быть не могло. Отец умер в декабре, обе жены бросили Майкла в декабре, из «Индепендент» его выгнали в том же месяце. А все почему? Да просто он не мог сдержать себя на официальной вечеринке и, хорошенько набравшись, подрался с редактором из-за какой-то статьи. (Если сейчас не взять себя в руки, то может повториться то же самое, и он сцепится с Джей-Пи из-за аналогичной причины.) Летом Майкл становился объективным и признавался самому себе, что попал в порочный круг: зимой дела шли плохо, потому что он напивался каждое Рождество, а напивался он потому, что дела шли плохо. Но именно в декабре ему и не хватало объективности, чтобы как-то изменить свою жизнь.
Наконец, «пробка» начала потихоньку рассасываться, и, миновав Уайтхолл, Дикон проехал мимо Дворца. Злой восточный ветер, дувший уже несколько дней, нес с собой дождь со снегом, но все равно, за метрономно снующими «дворниками», там, за стеклом, был Лондон, готовящийся к празднеству и жаждущий его. Признаки приближающегося Рождества присутствовали во всем: на Трафальгарской площади высилась огромная норвежская ель, временно заняв главенствующее положение Нельсона, витрины магазинов и окна контор сверкали и перемигивались цветными гирляндами, а толпы людей в приподнятом настроении сновали вокруг. Злобно оглядывая все это веселье, Дикон мрачно думал о том, что же будет, когда редакция закроется на рождественские каникулы.
Придется только выжидать, когда эта проклятая контора заработает снова.
Ему остается пустая квартира.
И одиночество.
Джей-Пи одобрил интервью с проституткой и велел Майклу собрать «побольше навоза» — для колорита.
Если на вечеринке в редакции и происходило какое-то веселье, то Майкл этого не заметил. Сам он чувствовал себя так, будто совершенно случайно попал на какие-то затянувшиеся поминки. Когда же он от отчаяния решил приударить за Лайзой, то сразу же был оскорблен в лучших чувствах.
— Веди себя соответственно своему возрасту, — грубо бросила девушка. — Ты же мне в отцы годишься!
Удовлетворенно усмехнувшись, Майкл твердо решил напиться до чертиков.
Глава седьмая
Часы показывали без нескольких минут полночь. Аманда Пауэлл могла бы проигнорировать звонок в дверь, также как и того, кто за ней находился. Однако настойчивый и незваный гость упорно держал палец на кнопке звонка, и через тридцать секунд женщина была вынуждена пройти в холл и посмотреть в глазок на этого нахала. Узнав посетителя, она некоторое время обозревала лестницу, словно взвешивая все «за» и «против», чтобы решить, а не стоит ли ретироваться в спальню, но потом все же передумала и приоткрыла дверь на несколько дюймов.
— Что вам угодно, мистер Дикон? — вежливо спросила она.
Майкл убрал палец с кнопки и, навалившись на дверь, распахнул ее. Пролетев мимо хозяйки, он плюхнулся в изящное плетеное кресло, стоявшее в прихожей. Затем журналист небрежно махнул рукой куда-то в сторону улицы:
— Я проходил мимо. — Аманда сразу почувствовала, что попытка казаться трезвым у него получается плоховато. — Мне почудилось, что будет кстати, если я просто зайду к вам на минуточку. А еще мне представилось, как вам сейчас одиноко, поскольку мистера Стритера нет дома.
Она несколько секунд молча смотрела на него, а потом закрыла дверь.
— Вы сейчас сидите на очень дорогом и хрупком антикварном кресле, — как можно спокойней сообщила хозяйка. — Думаю, будет лучше, если вы перейдете в гостиную. Там стоят стулья покрепче. А я пока что вызову такси.
Он выпучил на нее глаза, отчего стал совсем смешным.
— Вы очень красивая женщина, миссис Стритер, — сообщил Дикон. — А Джеймс когда-нибудь вам такое говорил?
— Без конца только это и повторял. Зато ему не приходилось думать о том, как бы сказать что-то новое и оригинальное. — Она подсунула руку ему под локоть и попробовала сдвинуть Майкла с места.
— Да, поступил он, конечно, ужасно, — проговорил Дикон, не замечая, как глупо сейчас звучит это утверждение. — Вы, наверное, не раз задумывались над тем, что же вы такого натворили, чтобы заслужить подобную участь. — От Майкла сильно пахнуло алкоголем.
— Разумеется, — согласилась женщина, невольно отворачиваясь в сторону. — Задумывалась.
В глазах журналиста заблестели слезы.
— Он ведь не любил вас по-настоящему, да? — Он накрыл своей ладонью ее руку и неуклюже принялся поглаживать ее. — Бедная Аманда. Как я вас понимаю. Когда тебя никто не любит, становится так одиноко!
Внезапно свободная рука женщины дернулась, и она ткнула кончиками ногтей Майклу под подбородок:
— Вставайте, мистер Дикон, пока вы еще не успели разломать мое кресло, или прикажете мне оцарапать вам лицо до крови?
— Но это только вещь.
— Которая стоила мне немало денег, заработанных тяжелым трудом.
— А вот Джон и Кеннет говорят совсем другое, — перешел в наступление Майкл. — Они уверены в том, что эти деньги краденые. А кроме того, они утверждают, что вы с Найджелом убили беднягу Джеймса, чтобы завладеть его состоянием.
Женщина продолжала давить ногтями его плоть, заставляя Дикона смотреть ей прямо в глаза:
— А каково ваше мнение на этот счет, мистер Дикон?
— Лично я считаю, что вы никогда бы не подумали о том, что Билли и Джеймс — один и тот же человек, если бы Джеймс действительно был убит.
Неожиданно лицо женщины словно застыло:
— А вы неглупый мужчина.
— Я все рассчитал. Ведь в Лондоне пять миллионов женщин, а Билли выбрал именно вас. — Он шутливо погрозил ей пальцем. — Зачем бы ему это понадобилось? Разве только предположить, что он знал вас? Вот это мне и важно было выяснить.
Она без всякого предупреждения снова вонзила ногти ему под подбородок, и он опять уставился в ее ледяные голубые глаза.
— Вы так похожи на мою мать. Она тоже очень красивая женщина. — Он попытался поднять голову повыше, чтобы было не так больно. — Правда, только если она не сердится. Когда мать злится, она становится просто ужасной.
— Так же, как и я. — Аманда провела его в гостиную и бесцеремонно отшвырнула в сторону дивана. — А как вы добрались сюда?
— Пешком. — Он свернулся на диване калачиком, удобно положив голову на боковой валик.
— Почему вы не пошли домой?
— Мне захотелось повидаться с вами.
— Но оставить вас здесь я не могу. Я все же вызову такси. — Она протянула руку к телефону. — Так где вы живете?
— Я нигде не живу, — пробормотал Майкл, уткнувшись в светло-кремовую кожу дивана. — Я просто существую.