— Я и не надеюсь, — продолжала плакать оборотница. — Казуки… Казуки мертв! Прошу вас, Таюра-химе… изуродуйте мое лицо, чтобы ни один мужчина больше не взглянул на меня! Если не Казуки… то пусть больше никто не смотрит…
— Ты что, действительно его любила? Какой идиотизм! Любовь — изобретение подлецов и лицемеров, как доказал тот паршивый пес, что сумел подольститься ко мне, себе на беду! Ты даже забавна, дочь торговца. Хорошо, если ты желаешь, я сделаю так, чтобы на тебя никто никогда не посмотрел без содрогания!
Принцесса вновь ухватила оборотницу за волосы, завернула ей голову, и Кицунэ закричала от боли, когда клинок остро отточенного ножа дважды полоснул ее лицо.
Нож Таюры оставила глубокие раны, принцесса была уверена, что шрамы будут жутки. Кицунэ хрипела и содрогалась от боли, но ей было легче от сознания того, что она спасла от этой пытки девушку, для которой подобные ранения точно не обошлись бы без тяжелых последствий. Лицу оборотня ничего не угрожает, но страшно подумать, что было бы после такого кошмара с лицом Йоши.
— Вот и все. — Таюра пнула оборотницу в плечо, опрокинув ее на утрамбованный снег дороги. — Солдаты! Дело сделано. Возвращаемся в замок.
— Таюра… Таюра-химе… — Кицунэ, зажимая ладонями залитое кровью лицо, встала на колени и сгорбилась.
— Ну, что еще? — принцесса задержалась и, обернувшись, глянула на демоницу.
— Таюра-химе… — голос оборотницы дрожал. — Это правда… это правда, что вы обещали награду в сто тысяч рю тому, кто приведет меня? Я… я пришла сама, и эти деньги… мне не выжить без них…
— Хочешь сказать, что сама себя привела? — грубый хохот Таюры эхом заметался среди скал. — Хорошая шутка! Но тем не менее слово самурая нерушимо. Фактически да, ты сама себя привела, так что… — кошель полетел оборотнице под ноги. — Держи. Это же деньги, которые мы забрали у твоего отца! Будем считать что ничего не было и он повиновался моему приказу беспрекословно. Если пожелаешь, можешь вернуться в город или уйти. Это твое дело. Ты ведь свободная гражданка, а не рабыня, верно?
Самураи в угоду своей госпоже расхохотались над ее остротой, и через пару минут отряд уже умчался в ту же сторону, откуда появился. Оборотни, принимающие чужой облик, были для мира нелепой сказкой, и потому никто из солдат не подумал заподозрить какой-либо подвох. Дело сделано, беглянка наказана, можно возвращаться.
— Кицунэ-сама! — Йоши и Казуки подбежали к оборотнице, которая была буквально залита кровью. — О великие духи! Вы в порядке, госпожа?
— Абсолютно! — Кицунэ убрала ладони от лица, на котором уже не осталось ни следа от страшных ран, и весело, чтобы успокоить людей, рассмеялась. — Немного потеряла крови, но… что я вам говорила? Поверили и убрались! Теперь вы в безопасности! И в довершение всего… — оборотница подняла с земли кошель и положила его в руки смущенных и растерянных людей. — Вот. Это ваше по праву.
— Но Кицунэ-сама…
— И ничего не говорите! Они вам гораздо нужнее, чем мне. Вам нужно обустраивать свою жизнь, а я и без них не пропаду. Примите эти деньги, Йоши-сан, как свадебный подарок от своего отца! А теперь — поспешите! Вы ведь хотели поскорее добраться до северного порта и покинуть страну? Не задерживайтесь. Вашему отцу, Йоши-сан, я сообщу что с вами все в порядке. Думаю, он выдавать вас не станет и сообщит вашим родным, Казуки-сан, что вы не погибли. Все будут рады и спокойны за вас. Поспешите же!
— Не ходите в город, Кицунэ-сама! — воскликнула Йоши. — Это очень опасно!
— Я уже не маленький ребенок, Йоши-сан, — самоуверенно заявила юная оборотница. — И сталкивалась с опасностью не раз. Нельзя позволить этому чудовищу, Таюре, продолжать царствовать и измываться над людьми! Обещаю, что освобожу город. В конечном счете, — Кицунэ развела руками, — у нее всего десять самураев!
Город располагался в нескольких часах пути на юго-восток. Следуя в отдалении за конным отрядом, Кицунэ приблизилась к домам только поздно вечером. Ранние зимние сумерки уже захватили горы в свои объятия, и окна домов горели тусклым светом керосиновых или масляных ламп. Кицунэ даже поежилась — город без электричества казался ей диким и странным. Ни одного фонаря на покосившихся столбах с оборванными проводами. Кругом темень и сугробы. Ни патрулей на улицах, ни собак во дворах. Стены домов толстые, двери тяжелые. Если ночью на улице разбойники нападут, ни до кого не докричишься.