Юрий Змеековский, пошедший по стопам своих родителей, недавно написал положительный отзыв на картину Петра Демидова.
Ясно, значит, он стал критиком, хм, и достаточно известным и уважаемым. Так, несколько писательских наград. Ого, он даже небольшой фильм снял. Фильм «Потерянная звезда». Что за тупое название? Да, сразу узнаю Юру, в плане названий он всегда был тугодумом.
Фильм «Потерянная звезда» посвящён сестре Юрия, которая четыре года назад устроила свою первую и последнюю выставку, навсегда вписав своё имя в историю. Юная и очень одарённая девушка неожиданно озарила мир своим творчеством и так же неожиданно исчезла. После неё осталось немного картин, но все мы будем помнить её вечно.
Это ещё что за херня? В память о сестре? Значит, Венера мертва?! Быть не может! Да как, чёрт возьми, это могло произойти?! Так, вот оно, неожиданная смерть молодой художницы:
В пятницу вечером Венера Змеековская возвращалась после своей выставки, поразив своими картинами даже самых строгих критиков. Казалось, звезда загорелась и будет светить нам ещё много лет, но всё оборвалось в один миг, рукой наркомана, ищущего деньги на дозу. Виновный наказан, но мы ещё долго будем скорбеть. Мы никогда не забудем Венеру и её непревзойдённый стиль.
Я ошарашенно смотрела на статью. Даже не ошарашенно, а напуганно. Руки тряслись, к глазам подступили слёзы. Это невозможно! Бред, бред, бред! Она жива, я знаю.
Я же помню её тёплые руки, насмешливую улыбку, глаза. Почему она мертва, если мы не встретились? Это же я приношу несчастья, разве нет? Ведь из-за меня умер Юра, и у отца начались проблемы с сердцем. Меня ведь жизнь наказала, забрав славу и свободу, так какого чёрта она мертва?! Да ещё и тогда, когда исполнила свою…
Точно. Чёрт, я совсем забыла. Четыре года назад, за день до того, как я бросила Юру, она планировала устроить выставку. Но Юра не выдержал расставания, сорвался, а она была с ним. Выходит, не брось я его, она бы умерла? Или это только здесь, в этом сне или в этой вселенной? Чёрт, да неважно.
— Не спится? — я вздрогнула от голоса Кирилла.
Мальчик стоял около дивана, держа плюшевую черепаху за лапу. А нет, живую. Мать твою!
— Ты ей лапу оторвёшь, — хриплым голосом сказала я. На душе кошки скребли, никогда не думала, что известие о смерти Венеры так на меня подействует.
— Ой, — мальчик взял черепаху за панцирь, уже более аккуратно. — Не подумал.
— Оно и понятно, ночь на дворе, иди спать, — вздохнув, приказала я.
— Уже семь утра и за окном рассвело. Ой, мама же проспит свои уроки! — побежав в комнату Марины, сказал пацан.
И точно, за окном уже рассвело, и вовсю кипела жизнь. Понедельник — день тяжёлый. Батарея ноута уже мигала и показывала один процент зарядки. Секунда и ноутбук погас. Надеюсь, он не нужен Марине.
Блондинка вылетела из комнаты и кинулась в ванную, что-то крича про то, что жутко опаздывает. Опаздывает в семь утра, нда, хреново быть учительницей.
— Так, еда в холодильнике, тётя Лена придёт днём, я вернусь часов в шесть, не скучайте! — надевая сапоги, крикнула из прихожей Марина. — Если что-то случится, звоните.
— Пока, мам! — крикнул Кирилл и закрыл за матерью дверь.
— А черепаха где? — упав на диван, спросила я.
— В вашей комнате ползает, — сев в кресло и включив мультики, ответил мальчик.
От его «в вашей» меня передёрнуло, так и хотелось возразить, но чёрт с этим. Не хочу расстраивать пацана, он и так хотя бы начал со мной разговаривать, до этого он обидчиво косился и молчал.
В семь утра четырёхлетним детям нужно спать, но мне было всё равно. Хочет смотреть мультики? Пусть смотрит, зато днём будет спать, надеюсь. «Моя» матушка придёт днём, это хорошо, можно расслабиться, насколько это возможно.
Я всегда умела приспосабливаться к разным ситуациям и ловить вдохновение. Я, как мне казалось, утратила эту способность, но нет, мне и правда резко захотелось рисовать.
— Если хочется рисовать — рисуй и плевать, что из этого получится, — вспомнила я слова старого учителя рисования, который преподавал у нас в школе. Потом, правда, его выгнали, за распространение травки, но мужик он был хороший.
Умывшись, я посмотрела на себя в зеркало. Видок у меня был тот ещё. Бледная кожа и мешки под глазами. Ужас, да и чувствовала я себя не очень.
Вроде в записке говорилось что-то про то, что я умираю. Как ни странно, мысль о смерти меня пугала не так сильно, как то, что мне нужно дорисовать картину.
Я знала, это единственный выход очнуться или отправиться в свою жизнь. Чёрт знает, но записка была не просто так, как и картина. Вот и не верь после такого в мистику.
— Что ты делаешь? — зевая, спросил Кирилл, прижимая к себе черепаху.
— Ищу холст и краски, — обыскивая всё вокруг, ответила я. — Иди спать.
— Иду, — сонно буркнул Кирилл, направившись в свою комнату. — Кстати, ты всё закинула в коробку, она под столом на кухне.
Под столом на кухне. Искать долго не пришлось. Мдя, сразу видно, что работает одна Марина, это всё не сравнится с тем, чем рисую я. Сразу вспоминаются мои первые шаги в искусстве. Дешёвые краски и кисточки, хотя не такие уж и дешёвые, но всё равно не очень качественные.
Перенеся все свои «инструменты» в комнату, я принялась за работу. Рисовать было легче, чем думать о том, в какой жопе я оказалась и как мне выбраться из неё. Незаконченную картину я накрыла тканью. Не хочу пока её видеть.
Впервые за долгое время меня накрыло такое сильное вдохновение. Картина писалась сама, я лишь была её скромным проводником. Чёрт, как давно я не испытывала такого наслаждения! Бескрайние поля, тёмный лес и множество теней, выглядывающих из него и желающих приблизиться к сверкающей сфере.
Закончив картину, я удовлетворённо выдохнула и растянулась на полу. Всего на секунду прикрыв глаза, я провалилась в сон.
***
— Опять? — впуская брюнетку в квартиру, устало спросила я. — У тебя своего дома нет, что ли?
— Дом там, где дорогие нам люди, — нагло плюхнувшись в кресло, ответила Венера, закрыв глаза и блаженно улыбнувшись. — У тебя в квартире всегда ужасно жарко. Мерзляка.
— Значит, я дорогой тебе человек? — усмехнувшись, спросила я, не надеясь услышать ответ на свой вопрос.
Мы обе избегали этой темы. Связующая нас нить давно порвалась, да так, что нам впору быть врагами. Но она приходит, как к себе домой, без разрешения, вторгается туда, куда нет входа другим.
Улыбается, выпивает весь апельсиновый сок — который я зачем-то покупаю для неё — и разваливается в моём кресле, смотря на вид из окна, или читает книги, которых у меня огромное множество.
Мы никогда не говорим о Юре. Не говорим о моих картинах, которые она, кажется, просто ненавидит, и весь наш разговор — обычное хождение по лезвию ножа.
— Я соскучилась, — отвечает, как всегда насмешливо улыбаясь.
Давно уже не нужно слов, чтобы растолковать её взгляд, и она знает, что я всё понимаю, оттого улыбается ещё наглее, а я всё сильнее хмурюсь и заливаю в себя очередную порцию коньяка.
Когда-нибудь я напьюсь достаточно сильно, чтобы сказать ей «трахни меня», но это точно будет…
— Не сегодня, — тихо выдыхаю я, не открывая глаз и чувствуя её горячее дыхание на своих губах.
— Жаль, — шепчет она, так и не убрав руки с моей талии.
***
— Мам, проснись, бабушка пришла! — пробивается ко мне сквозь сон голос Кирилла.
Мальчик в комнату не зашёл, но упорно стучался. Ясно, значит, без спроса в мою «берлогу» они не входят. Отлично, не люблю, когда люди меня отвлекают, видимо, они это знают.
— Слышу я, — крикнула в ответ. — Сейчас выйду.
Встав с пола и отряхнувшись, впрочем, в комнате было чисто, я вышла из своего убежища, прихватив с собой картину, предварительно завернув её в ткань.
Бежевой материи в комнате было столько, что можно было сшить не маленький такой шатёр.