Как бы мне хотелось увидеть именно это.
— Папа?
Я не сразу сообразила, что вижу.
Вывернутая ладонь. Серебряное обручальное кольцо.
Папина кисть.
Папина рука.
Почему он на полу? Я взглянула на его рабочий стол — из кружки шел пар.
— Папа? Что случилось? Почему ты не..?
Подойдя к двери, я увидела все. Все и сразу. Леденящую кровь картину, которую я никогда не забуду.
Мои родители мертвы, убиты самым безжалостным и старомодным образом, который только можно представить.
Ножом.
Ножом, который она, должно быть, взяла на кухне.
Папина кровь стекает на мамин самоочищающийся костюм, впитывается в ткань, но не вся. Крови было слишком много даже для ковра, который обычно удалял пятна, когда папа проливал кофе или чай.
Кровь моих родителей.
Это казалось невозможным. Думая об этом сейчас, я понимаю, что больше всего меня поразило то, что родители оказались такими материальными. Последнее, что ты думаешь о своих близких, — то, что они обычные существа, представители биологического вида, состоящие из крови, костей и еще чего-то там. Они люди — мудрые, спокойные, серьезные, веселые, иногда раздражающие, иногда ворчливые, устающие, любящие люди. И смерть — особенно такая ужасная — все это перечеркнула, словно их жизнь была ложью, словно мои родители были всего лишь двумя телами.
И, конечно, она была там.
Алисса. Со своими светлыми волосами и слишком идеальной улыбкой.
С ножом, с которого стекала кровь:
— Я ждала, когда ты придешь, я ждала, когда ты придешь, я ждала, когда ты придешь…
Она продолжала повторять это, как сломанная машина, — да так оно, скорее всего, и было.
А я просто застыла, пока она не двинулась с места.
Как долго я так простояла? Как долго?
Я и правда не знаю. Время и реальность взаимодействовали сами по себе. Но внутри меня что-то было — твердое желание спастись, не дать этому человекоподобному монстру убить меня, не дать отнять мою жизнь, жизнь, которую мне подарили те, кто лежал сейчас на полу. И, должно быть, расстояние между нами было достаточно большим и тела на полу создавали преграду. Мне удалось добежать вдоль лестницы до окна и даже достало сил крикнуть: «Откройся!»
Створки распахнулись только через долю секунды после моей команды — все потому, что папа не считал нужным тратить деньги на обновление техники.
И этой доли секунды хватило, чтоб она — это существо, которое я не хочу называть человеческим именем Алисса, — вцепилась в рукав моей хлопковой футболки. Она прикончила бы и меня. Но должно быть, я чувствовала себя иначе, чем мои родители.
Нет.
Во мне не было ни капли страха. Страшно тем людям, которым есть что терять. Осталась только злоба, только ненависть. И эта ненависть была так сильна, что я целое мгновение смогла противостоять Эхо, которая втрое сильнее взрослого человека. Но в тот момент это было неважно, потому что мои родители были со мной, в моем сердце. И когда я вырвалась и изо всех сил двинула ей локтем в лицо, мы сделали это все вместе, всей семьей.
Она отшатнулась.
Будучи Эхо, она, очевидно, не почувствовала никакой боли, но законы физики распространялись и на нее. Так что мне удалось выиграть пару секунд прежде, чем она снова двинулась ко мне. За это время окно успело открыться, и я бросилась в воду. Как только моя голова оказалась над поверхностью, я прокричала команды треку и левиборду, который, пожалуй, был единственным техническим устройством, которое мои родители были вынуждены регулярно обновлять (он выходил из строя из-за дождя). Левиборд опустился до уровня воды, и я смогла залезть на него в тот самый момент, когда Алисса выпрыгнула из окна (будь она Эхо первого поколения, это ее прикончило бы, но она была такой же водонепроницаемой, как и я).
Оказавшись в машине, я замешкалась — страх все-таки меня настиг — и забыла правильную комбинацию команд. Алисса была уже рядом, пытаясь ворваться внутрь. Ей это не удалось, и она встала на самом треке, прямо передо мной.
— Задний ход, — сказала я.
Но позади, в пяти метрах от нас, трек обрывался. У меня не было другого выхода.
— Вперед, полная скорость, курс на… на скоростной трек.