Логотип красовался на боку огромной вращающейся сферы, которая парила в лондонском небе, над беспорядочно перекрещивающимися магнитными треками и скоростными магистралями.
Конечно, я знала, где находится эта сфера — прямо над Зоной Возрождения, которую активно спонсировала корпорация «Касл». Давным-давно, когда меня еще не было на свете, это была прекрасная и спокойная часть города — Риджент-парк, а сейчас на этом месте разворачивался, пожалуй, самый спорный эксперимент «Касл». Там устроили большой зоопарк для формально вымерших видов — их возродили методом генного синтеза. Конечно, удалось воспроизвести далеко не всех. В наши дни все знают, что нельзя воскресить динозавров, так как не сохранилось ни одной неразрушенной молекулы их ДНК. Но другие — белые медведи, панды, птицы додо, горные гориллы, мамонты, тигры и неандертальцы (из-за них было больше всего споров) — были там.
Со своего места, опершись на подушки в этой странной кровати, я не могла различить, что происходит внутри самой Зоны — были видны только верхушки деревьев. Но теперь я точно понимала, откуда исходил шум.
Крики.
Демонстранты выступали против Зоны Возрождения. Папа наверняка знал об этом митинге; может быть, даже собирался в нем участвовать. Кажется, и книга, которую он писал, была направлена против Зоны. Ведь основной доход приносили неандертальцы — настоящие пещерные люди. А мама запрещала папе участвовать в протестах — ну, по крайней мере, пыталась.
— Лео, — часто говорила она. — Лео, ты эгоист.
— Эгоист? Попытку спасти наше общее будущее ты называешь эгоизмом?
— Еще один человек, участвующий в протесте, ничего не изменит.
— Когда происходят изменения, бывает, что все зависит от одного человека.
— Ладно, а как насчет того, чтобы проводить больше времени с нами? Как хорошо было раньше по субботам! А что стало с нашими утренними поездками в парижский аквапарк? Почему ты предпочитаешь маршировать вместе с обезумевшими анархистами, а не побыть с семьей?
— Ты изменилась. Раньше ты во все это верила. А во что ты веришь сейчас? В йогу?
— Я выросла, Лео, ясно тебе? Я теперь живу в реальном мире. В мире реальных дел. В мире, где нужно зарабатывать деньги, заботиться о семье. Как ты этого не можешь понять?
В такие минуты папа обычно бурчал себе что-то под нос и скрывался за дверью кабинета. Мама оставалась на кухне, смотрела на меня и говорила что-то вроде: «Я просто переживаю за него». А потом хмурилась и прикрикивала на Тревиса, чтобы он перестал нести чепуху о морских огурцах. И снова обращалась ко мне.
— С твоим папой никакого терпения не хватит, — продолжала она, растворяя таблетку для мозговой активности в стакане воды и одновременно просматривая свои сообщения через ментальный провод. — Я люблю его, Одри. Но это — сущий кошмар. Чем бы ты ни занималась, пожалуйста, не становись такой же. Не надо отгораживаться от жизни своими принципами. Ну, выше голову! Сегодня же суббота. Давай съездим в Америку, походим по выставкам и просто повеселимся.
В мире была куча таких мест, как Зона Возрождения, и большинство из них не имели никакого отношения к корпорации «Касл». Как рассказывал папа, дядя Алекс был просто одним из тех, кто наживается на подобных вещах. Но мне все равно было здесь неуютно.
Раньше я никогда не была в доме у дяди Алекса. Два года назад он приглашал моих родителей на Рождество, но они отказались.
— Я люблю Алекса, — сказал тогда папа. — Я люблю его, потому что он мой младший брат, и любить его положено, но это вовсе не означает, что я готов тратить время и слушать его россказни. Или приезжать в его дорогущий дом. Видишь ли, Одри, мой брат очень умный и обаятельный человек. И искренне уверен, будто помогает всемирному прогрессу, делая новые технологии доступными для всех. Но лично я считаю, что он наносит обществу огромный вред.
Именно из-за такого отношения, например, мы купили Алиссу производства «Семпуры», а не «Касл». Продукция «Семпуры» стоила дороже, но была признана выше по качеству. И «Семпура» не способствовала возрождению неандертальцев. Она просто выпускала Эхо, роботов и магнитомобили.
— Дядя Алекс плывет по течению, а я — против него, — еще одна фраза, которую папа оборонил в то Рождество. — Неудивительно, что мне иногда кажется, будто я тону.