— Алена Руслановна, — с какой-то гордостью говорит он и ставит малышку на ноги, — продемонстрируй новый навык, пожалуйста.
Аленка снова хлопает сама себе в ладоши и смотрит на Руслана веселым доверчивым взглядом. Он протягивает ей руки, она протягивает к нему и... шаг.
Второй.
Потом она заваливается прямиком к нему в объятия, делает вид, что так и было задумано, крутится, поднимается и еще шаг.
А на четвертый Руслан подхватывает ее на руки и подкидывает в воздух.
У меня сердце от этой картины останавливается. Моя Аленка на руках у не моего Руслана. И им хорошо вместе.
Я могла бы оставить их и уйти, например, за мороженым, а потом мы бы вместе пошли в номер, чтобы отдохнуть. И полетели бы потом домой. И гуляли бы вечерами с коляской.
Черт. Я мечтаю о том, о чем и мечтать себе не разрешала, и снова пытаюсь не заплакать.
Такого не будет, даже если сейчас он нам что-то пообещает. У меня будто по сердцу режут ножом. Я этого мужчину так долго любила, просто потому что он со всеми справедлив и вежлив, принимала на свой счет нормы этикета, а потом оказалось, что все это чепуха. Я для него никто.
Да, в ту ночь я и правда ему нравилась, пришлась к месту, а наутро — уже нет.
Это мне дали демо-версию «какие мужики козлы», чтобы сразу протрезвела, потому что сейчас будет хуже. И если я позволю принять его улыбки, потом уже так просто себя не починю. И с Аленкой так поступить не позволю. Он уйдет, точно уйдет. Но нам больно не будет!
— Раз... Два... Три... Полетели! — Алена хохочет и летает.
А Руслан такой же счастливый, как она, от души хохочет над болтающей в воздухе ногами девчонкой.
— Раз-два-три-полете-е-е-ели!
Она летает, а я тихонько плачу, сидя на лежаке Руслана.
— Вы еще долго на пляже будете? — слышу его голос уже ближе.
— Что? — быстро вытираю слезы, откашливаюсь.
— На пляже долго будете?
— Нет, скоро поднимется солнце, и будет слишком жарко, а Алене пора спать. Я думаю, что погуляю с коляской по набережной.
— Могу я вас проводить? Вы, кажется, снова в слезах, ну что на этот раз?
— Просто красивая картинка. У Аленки нет и никогда не было папы. И никто ее вот так не подкидывал. Она на вас смотрит, как зачарованная... Все всегда твердят, что детям нужна только мама, а папа так, к школе подключается... Но кто же тогда покажет ребенку, как летать?
Мы с Русланом смотрим друг другу в глаза, и я впервые рада, что он никогда раньше моих не видел. Они были всегда скрыты идиотской челкой, которую я давно отрастила, всегда за толстыми стеклами очков.
— Вы кажетесь мне знакомой. Будто я вас знаю.
— Это на вас так влияет романтичный флер курорта и эта маленькая ведьма, — смеюсь и спешно встаю с лежака, чтобы начать собирать вещи.
— Мне сказали, что ты маленькая зеленоглазая ведьма, — заявляет Руслан в живот Аленки и делает вид, что кусает, а она заливается от смеха, моя хохотушка.
Зеленоглазая.
Да, Руслан, прям как ты.
Это все могло бы быть твоим, если что.
Глава 8
Руслан
Я везу коляску. С ребенком. По набережной. И это самое невероятное, что могло случиться со мной в этой рабочей поездке.
Алиса идет рядом и уже минут десять как не хмурится, а просто улыбается. И почему-то ее улыбка кажется мне такой знакомой, что я теряюсь. Как будто и ее, и эту крошку, что спит в коляске, я знаю уже очень давно. Но я вижу столько людей каждый день, что давно не заморачиваюсь, знаком ли я с кем или нет. И так знаю — скорее всего, знаком. Также и с Алисой. Вероятно, я уже видел ее за стойкой администратора раньше, если она работает в «Примавере». Я останавливался тут не один раз. Ее имя тоже вызвало у меня странное чувство дежавю, как будто я уже смеялся над тем, что она Руслановна. Не часто в своей жизни встречал девушек с таким отчеством, поэтому создавалась иллюзия, что они принадлежат мне.
— Алиса, а вы никогда не были в Москве?
— Хм... ну недолго, когда училась.
— Давно?
— Пару лет назад, — она будто не хочет об этом говорить.
И что такое «пару лет»? Два? Три? Получается, она только недавно была студенткой, ей нет и двадцати пяти.
— И работали там?
— Недолго и на не очень важной должности, — она кивает со скромной улыбкой, а мне и это кажется знакомым.
— В какой фирме?
— Да так, ерунда.
И снова ощущение, что она не хочет говорить, а я давить на нее не тороплюсь. Отвлекаюсь на малышку в коляске, мне видны только пухлые ножки в розовых сандаликах, и это кажется чертовски милым.
Слишком много эмоций за день, и если с тем, что по чудесному совпадению у малышки отчество Руслановна, я смирился быстро, то с тем, что видел ее первые шаги, не могу до сих пор. Я улыбаюсь, как идиот, когда вспоминаю, с каким гордым видом Алена Руслановна делала свои первые шаги прямо в мои руки.
Не знаю, жаль ли Алисе, что разделила этот важный момент с незнакомцем, но мне не жаль.
Ни разу.
И я не ухожу от них даже теперь — качу коляску, дышу морем. Поглядываю на Алису, которая нас опережает, иногда заглядывая под козырек, чтобы проверить Аленку.
— Ей точно удобно? — спрашиваю Алису, а та хмурит брови, и на секунду наши взгляды пересекаются.
Алиса неопределенно жмет плечами, видимо, не хочет прибедняться, но и врать не собирается. Вообще вся эта конструкция кажется какой-то хлипкой. Спинка опускается слишком резко, и девочка уже проснулась дважды, пока Алиса переводила ее в лежачее положение. А еще никакой амортизации и ужасные маленькие колесики, которые с трудом катятся по брусчатке. Коляска явно паршивая, и я мысленно уже заказываю что-то получше, но... нет. Нельзя лезть в чужую семью вот так с ноги.
И все равно это невероятно неправильно. Такая прекрасная милая девочка спит на какой-то доске, обтянутой дешевой тканью, а катит это орудие пыток хрупкая девушка, на вид не больше двадцати лет. И даже мне не просто толкать эту телегу, а ей каково?
— Нам нужно было купить две трости и одну двойную коляску, потому она не самая лучшая, зато очень компактная. Мне было бы негде хранить что-то большое.
— Вы с дочерью живете в общежитии? Там есть семейные комнаты?
— Нет, мы живем в комнате на двоих с моей подругой и ее сыном.
— А-а, тот мальчик. Артур, кажется.
— Да, Артур.
— Я сначала подумал, что у вас двойня.
— Это был бы кошмар. Я люблю Артура, он славный, но мне одной такого счастья было бы много. Быть может, в другой жизни я бы хотела много детей. Никогда не думала, что захочу, но после Аленки...
— Где ее отец?
— Его никогда не было с нами.
— Он вас бросил? Не поверю.
— Почему же?
— Аленка чудо какое-то, — сам не замечаю, как начинаю нести какую-то чушь, но я, кажется, влюбился в этого ребенка.
До нее у меня было совсем другое представление о детях. Они не вызывали ни умиления, ни радости. Не казались личностями, скорее, существами, живущими на инстинктах.
— Ну тогда ее еще не было. Точнее, она уже была, но он об этом еще не знал.
— Вы долго были вместе?
— Нет, совсем нет. Я была очень влюблена, а потом сильно обижена.
— Значит, он не знает, что у него есть дочь?
Я испытываю странную ревность, будто если отец Аленки никогда о ней не узнает, эта малышка может достаться мне, и я буду ее отцом. А что? У нее уже и отчество мое есть. И глаза, как у меня. И белые кудряшки ей очень к лицу. И пухлые ножки. Я определенно хочу детей, вот таких, как Аленка. От этой мысли и смешно, и грустно, но почему-то идти сейчас с коляской по набережной становится еще приятнее, будто это уже мой ребенок, которого я никому не отдам.
— Вы не устали? На улице жара, вы можете идти отдыхать или... работать.
— Работа. Черт!
Я смотрю на наручные часы и начинаю смеяться.
— Кажется, я опаздываю на совещание, ради которого приехал.
И Алиса как-то вмиг грустнеет. Быстро склоняется к коляске, чтобы поправить Аленку, а я жду, когда снова посмотрит на меня. Мне кажется, я слишком пристально разглядываю ее и скоро это будет казаться странным, но я не могу ничего поделать с собой. Она мне и знакома, и в тоже время нет, но она интересная. Красивые светлые волосы, такие гладкие, длинные, как из рекламы шампуня. Глаза голубые и просто огромные. Нет, я бы ни за что не забыл такие глаза, если бы видел Алису раньше.