О Саймоне ей даже не хотелось думать.
Теперь он почему-то ассоциировался с брезгливостью и отвращением. И пусть внутри все еще что-то отчаянно и сильно болело, перед глазами у Норы Цюрик стояла картина этого жалкого побитого... Урода.
Странно, когда чувства умирают так. Резко, словно рассыпаются на тонкие осколки. Может, ей давно уже было нужно, чтобы кто-то врезал этому мудаку. Чтобы увидеть его... Таким и понять, наконец, что любить там абсолютно нечего.
Пока Саймон был далеким и над ним словно бы светился невероятный ореол недосягаемости и даже будто бы некой силы, Нора Цюрик любила его. Когда его окунули в грязь, он стал ей противен. И она затерзалась вопросом: а стоит ли любить такое дерьмо?
В общем, одним мудаком в ее жизни стало меньше. И одних чувств к мудаку – тоже. Они не исчезли до конца, но Нора чувствовала, что с каждым днем ей становилось словно бы все легче дышать.
Многолетние оковы словно спали с нее. И все – после крепких кулаков Шеппарда и разбитого носа Мелларка.
Один мудак из ее жизни исчез. Но зато появился второй (и вместе с ним не появилось никаких чувств – лучший подарок, о каком можно только мечтать). Правда, второй вроде как был не такой отстойной задницей, трахался, если честно, несколько получше и время от времени выдавал вот такие странные опусы.
Как эти ирисы, например. И ладно бы они были единственными. В скором времени Нэр начал таскать ей ирисы весьма стабильно. После ссор и просто так.
Нора балдела от счастья, но едва ли показывала свою радость Нэру, потому что... Да хрена с два. И все же, наверное, пару раз он видел ее светящийся взгляд. А руки, лихорадочно прижимающие к себе букеты, видел еще чаще.
Но однажды Нэр удивил Нору еще сильнее, и она уже честно не знала, что и как думать.
Вообще-то они вроде как договорились потрахаться. Как и обычно, в общем. Шеппард появился на пороге ее квартиры, но Нора отметила странное состояние, в котором он пребывал.
- Пошли, – грубо бросил Нэр. Нора удивленно изогнула бровь. Как минимум от него это звучало как инициатива. Заинтригованная, она позволила Нэру телепортировать себя.
И в следующие пару часов она провела разве что не с открытым ртом, наблюдая вот уж действительно странную картину: Нэр Шеппард повел ее в ресторан.
Это было действительно что-то очень странное, и честно, Нора так до конца и не смогла понять, что именно это было. Пожалуй, от шока она даже и слова-то не могла вымолвить, а Нэр находился в таком мрачнейшем состоянии, что говорить – это, наверное, самое последнее, что он мог сделать.
Произнесли они от силы слов пять. И то не друг другу, а официанту.
Когда все это закончилось, Нора по-прежнему не могла понять, что же это было и как это расценивать. К тому же, как только Нэр довел ее обратно до квартиры, он поступил весьма и весьма предсказуемо... Сбежал.
А на следующий день на работе Яна и Нору встретила очень ожесточенная тирада и полемика, касающаяся того, что бабы – меркантильные твари, которых тянут из несчастных мужчин деньги и требуют заоблачных ухаживаний. Рассказывал Нэр в этот раз очень долго, и его едва не колотило.
А Нора Цюрик слушала это с большим интересом, и в ее голове начали зарождаться кое-какие мысли. На Нэра она смотрела очень внимательно и вместо раздражения думала почему-то о том, что...
...Нэра Шеппарда она впервые поцеловала сама – словно в пьяном угаре. Просто резко обхватила лицо ладонями, пока его тело прижимало ее к кухонному столу, и поцеловала. Он, казалось, на секунду ошалел от такого ее порыва и словно бы окаменел, а затем темная, глубинная энергия взметнулась вверх, и снова в его взгляде Нора увидела разъяренного быка – Нэр Шеппард впился в ее губы, как в последний раз, пока его руки лихорадочно блуждали по ее телу, пока она сама оказалась почти придавлена его массой.
Тяжелые губы и рокочущий поцелуй – таким запомнила его Нора Цюрик. И чертово жжение, стрелой поднявшееся от низа живота прямо к самому сердцу – буря разверглась не столько в ее теле, сколько в душе.
Знаете то самое чувство, когда почти дрожат-дрожат коленки? Так вот и у Норы было то же самое, пока Нэр Шеппард, явно вознамерившись окончательно ее раздавить, навалился на нее так сильно, что Цюрик едва не грохнулась на этот хренов стол, но он вовремя удержал ее, обхватив за задницу, и да, в этом жесте было куда больше того самого, что некоторым женщинам так болезненно нравится.
Чтобы ими владели, за ними приходили и трахали. А в случае Нэра – затем валили на все четыре стороны. Потому что доставить этому уроду радость – повысить его самомнение только тем уже фактом, что какая-то баба неистово желает заняться с ним сексом (а Нора, увы, и являлась той самой бабой), ну нет, она на это не подписывалась.
Но вот руками обнять его голову – можно. И целовать так, чтобы на губах взвивался огонь, – тоже.
А внизу все адски при этом горело, и это чертово жжение – возбуждение всегда накрывает резкой, тянущей болью. Сейчас бы лечь куда угодно, и чтобы этот сексист хренов сделал ей ку...
- Я не отлизываю дыркам, – как-то судорожно, зло, почти что со страхом выпалил Нэр. Мысли ее, что ли, читает? Или она сама повторяет одно и то же.
От его заявления у Норы широко распахнулись глаза, а все возбуждение, накрывшее ее с головой, разве что не испарилось в одну секунду. Она резко, едва не двинув коленкой ему по яйцам, высвободилась из-под этого сраного сексиста.
- Проваливай, – ее голос не предвещал ничего хорошего. – Проваливай, я сказала.
- Женщина, – начал Шеппард. Кулаки его сжимались и разжимались.
- Шеппард, – злость клокотала в Норе так сильно, словно морально ударили не только ее, но и весь женский род. – Кончай со своими гребаными сексистскими штучками.
- Я не собираюсь унижать себя этим, – Нэра почти затрясло, и он чуть ли не слюной исходился. – Я не обслуживаю женщин. Вам пора бы...
- Что пора бы, Нэр? Отсасывать ваш немытый хер по десять раз на дню и благодарить Дракона за это?
- Я слежу за своим...
- Я в курсе, что следишь! – со злостью бросила Нора, выворачиваясь из-под взгляда его цепких и налитых кровью глаз. – Или ты думаешь, что я не сообщила бы тебе об этом? – увидев ползущие вверх брови Шеппарда, она ядовито расхохоталась. – Нэр, если ты и правда думал, что я стану это терпеть, только потому что...
- Всем. Прекрасно. Известно. Что. Каждая. Гребаная. Шкура. Только и хочет, что отсосать. В женской природе и заложено, что вы должны стоять на коленях. Даже в сексе мы делаем основную работу, а ваша задача – только лежать и стонать. И при этом еще не кончать по несколько часов, обвиняя при этом нас же. Вас почему-то надо ублажать и, какой ужас, ценить какие-то ваши потребности. И расценивать это так, словно нам достался самый главный приз. Так вот, женщина, – он с каким-то злобным блеском в глазах уставился на Нору, у которой внутри клокотала так, что, казалось, еще чуть-чуть, и у нее из ушей пойдет пар. – Сделать минет – это, нахрен, ни в каком разе не сравниться с теми усилиями, которые прикладываем мы. Слыхала о благодарности? Конечно, откуда женщинам это знать. Вам бы только кричать, что...
- А вам бы только зацикливаться на ваших гребаных херах? И трахать нас насухо...
- Что-то я не заметил, чтобы ты была сильно сухая, – прорычал Нэр, а Нора словно в каком-то аффекте чуть не двинула ему по роже, но Шеппард резко перехватил ее руку. – И даже не смей пытаться это сделать, женщина, прикрываясь принципом, что вас нельзя бить. Я тебе не вагинозащитник и поддаваться не собираюсь!
- А я не шлюха, готовая отсосать даже последнему мудаку только потому, что у него болтается что-то между ног! – заорала в ответ Нора. – Как ты нахрен меня задрал!!! Еще бы ты не заметил, сухая я была или нет. Ты вообще ничего не заметил, Шеппард, ты думал только своим хером, который тебе лишь бы быстрее в кого засунуть. И трахнуть пожестче и погрубее, насрав на то, удобно ли твоей партнерше, больно ли, как она хочет, что хочет – это же вообще тебя не касается, да, Шеппард? И вот таких подачек мужла женщины должны страстно желать?