(Но на самом деле не в Яне было даже дело).
Просто Нора Цюрик отлично помнила, как было в прошлый раз. Она помнила, и ей на глаза наворачивались бессильные слезы. Потому что она знала, что это не повторится.
(На самом деле она все-таки ждала его, подсознательно, гребаная дура, ждала, несмотря ни на что).
Дура, дура, дура. Да он давно уже думать о тебе забыл. Нахер ты ему сдалась. Не сдалась совершенно. Он все тебе высказал, не так ли? Не так ли?
Так. Все, черт возьми, так. И все-таки подсознательно... Она надеялась. Из последних сил, отчаянно ненавидя себя за это, она надеялась. Как безнадежная, отчаянная дура.
И хуже всего было понимание того, что он все-таки не придет. Этот противный комок у горла стоял все чаще, и пустота квартиры, все эти стены, ставшие сегодня такими мрачными, все сильнее давили на Нору Цюрик, и она чувствовала себя маленькой, слабой и потерянной.
Часы шли, и ее глупая надежда гасла, разбиваясь о твердую, но такую осязаемую реальность.
И Нора никла все сильнее. Ей было плохо. Она не чувствовала никаких сил. Она была абсолютно одна, и да, она сама себя довела до такого состояния. Но так хотелось...
Выкуси.
Слезы подступали к глазам, слезы жгли ее чертовы глаза, и в конце концов Нора Цюрик поняла, что оказалась на грани. Она уже готова была расплакаться от всего этого, от того, что оно навалилось так невовремя. Что она такая слабая и беспомощная, даже не может подняться. Что нет никого, кто мог бы ей помочь. И что сколько бы она не плакала, ситуация не изменится.
Она уже готова была расплакаться, в этот момент между забытьем и слабым осознаванием реальности.
И в этот момент на ее лоб легла ладонь. Нора стиснула зубы, потому что уже слишком много раз представляла себе эту картинку, до нее дошло не сразу, что ладонь эта – абсолютно реальна и осязаема. И тогда, когда глупая улыбка уже почти полезла на лицо, Нора Цюрик проморгалась чуть влажными ресницами и с трудом взглянула на Нэра Шеппарда, который тоже смотрел на нее. Без всяких слов.
Зато она вспомнила все его слова. И в сердце забилась злость – то топливо, что помогло ей не сломаться.
- Пошел. Нахер. Прочь, – просипела Нора, все также смотря на Нэра. Она ненавидела его и если бы могла встать, то обязательно вышвырнула бы вон. Но сердце, то самое чертово, слабое сердце забилось так отчаянно предательски : все-таки пришел!
В ответ Нэр ничего не сказал.
А из забытья Нора вынырнула так же, как и в прошлый раз, когда Шеппард уже сидел на ее кровати. Но теперь он отличался немногословием.
- Пей, – только и сказал отрывисто.
И Нора выпила. Не стала перечить или что-то еще. Она снова не видела его.
Это было ужасное, тяжелое чувство. Ненависть вперемешку с беспричинной радостью. Понимание того, что в этот раз одной порции будет недостаточно. И свалило ее еще куда более серьезно. А значит, зелье придется варить как минимум еще несколько раз.
То, что он смотрел на нее, Нора знала. Но смотреть на него она не хотела. И поэтому глядела в стену, мимо. Шеппард же ничего не говорил. Его тягостное молчание ощущалось лучше всяких слов.
Впрочем, Нора Цюрик не понимала, что оно означает. Она, если честно, уже устала понимать.
Ночью, в отличие от предыдущего раза, он не обнимал ее. Но зато утром появился рядом с ее кроватью снова.
- Ешь, – снова отрывисто.
И она снова ела, ничего не произнося и даже не смотря на него.
И в следующие дни Нэр Шеппард словно бы поселился в ее квартире. Во всяком случае, если он и уходил к себе, то Нора этого не замечала. Он не пытался заговорить с ней. Лишь молча выхаживал, а Нора...
Чувствовала себя все лучше с каждым днем телесно. И хуже – морально.
Потому что она прекрасно понимала, что происходит. И от этого было ужасно горько.
Ведь на самом деле она была рада, что он пришел. Она была рада, что он не уходил. Когда эта его рука в первый раз легла на ее лоб, Нора чуть не закричала от радости. А еще она слышала его тяжелое порывистое дыхание. Словно он очень торопился. Сюда. К ней.
Легко было снова поверить. Легко после каждого его прикосновения, слова или действия снова обмануться, позволить насадить себя на крепкий крючок.
И хуже всего, что она не могла не насесть, как бы отчаянно не предупреждала саму себя об опасности. Нора Цюрик отлично знала и понимала все это. А еще хуже, что вместе с ней это все знал и понимал Нэр Шеппард.
Именно поэтому он сюда и пришел. Он прекрасно знал, как она отреагирует. Он не мог не знать, что она будет ждать его. Что она всегда будет рада его видеть. Это было уже понятно после того, как они с ним расстались.
И он знал также, что после этого всего этого она... Да скорее всего все вернется в прежнюю колею. Он знал это, черта с два. Знала это и сама Нора. Она просто не смогла бы... Поступить иначе.
И все понеслось бы как прежде. Снова все эти жалящие слова и полные обиды вечера. Состояние словно на пороховой бочке. Она бы вернулась к тому, от чего так отчаянно убегала.
Нэр Шеппард это знал. И потому и пришел.
И все будет как раньше. Словно бы... Нет. Она сжимала кулаки, пока он не видел. Она сверлила взглядом его спину, когда он выходил прочь. Нора Цюрик знала, как бы все вышло.
И все больше в ней зрела мрачная, серьезная решительность и рождалась сила, которая не позволит ей... Все-таки наступить на грабли.
Ее преимущество заключалось в том, что розовых очков на глазах у нее не было. Больше не было.
Нэр Шеппард был способен на настоящую, искреннюю заботу, это факт. Если это было в его интересах. Он вполне мог выдавить из себя что-то человеческое. А потом нещадно отыграться.
Ну а как еще ведут себя все эти изощренные мудаки? Его тактику Нора уже давно поняла. Это было больно. Это так не хотелось признавать. Особенно, когда собственные чувства так отчаянно этого не хотели.
Разумеется, как и всякой влюбленной бабе, ей хотелось чуда. Но у Норы Цюрик все-таки присутствовали хоть какие-то мозги, чтобы этих чудес не ждать. Хотеть, желать изо всех сил, но не ждать.
К тому же, в ней постепенно начало накапливаться раздражение. Ей уже порядком надоела алогичность действий Шеппарда. Она ждала объяснений. И рассчитывала, что получит их.
Казалось, Нэр Шеппард тоже это чувствовал. Во всяком случае, с каждым днем он становился все мрачнее. Но Нору это не пугало. Она слишком устала и извелась. Она заслуживала нормальных человеческих объяснений. Поэтому игру в молчанку Нэру Шеппарду в конце концов пришлось бы прекратить.
Это случилось в следующее воскресенье, как раз в конце этой безысходной и тяжелой недели. Тогда Нора почти уже пришла в себя, во всяком случае она уже могла вставать и двигаться абсолютно нормально. Еще одна ночь нормального сна, и на работу она придет как новенькая. У нее вполне появилось силы сидеть на кровати.
И вот тогда-то Нора Цюрик впервые и посмотрела в глаза Нэру Шеппарду за все эти дни. Она ничего не сказала. Предоставила ему возможность изъясниться самому.
Нэр замер напротив нее так, словно находился на исповеди перед самим Драконом. И он по-прежнему молчал. Сжимал кулаки, смотрел на Нору тяжелым взглядом и молчал.
А она ждала. Без раздражения, нетерпения, без надежды. Просто ждала.
И наконец он заговорил.
- Я люблю тебя.
О, как же раньше она ждала этих слов! Ну не их, конечно, а чего-то, хоть отдаленно похожего. Раньше бы ее душа взлетела. А сейчас Нора Цюрик разве что сморщилась. Она уже знала стиль Шеппарда.
И хотя какая-то часть ее души все же обрадовалась, в остальном Нора была настроена весьма мрачно.
Поэтому она ответила честно. Как есть.
- Спасибо, мне не нужны твои подачки.
Нэр Шеппард вздрогнул, и Нора могла покляться, что слышала, как лязгнули от досады его зубы. Но ей было все равно.