Его состояние было накалено до предела, а сам Нэр балансировал на очень тонкой леске между бесконечного количества граней. Он метался, словно загнанный зверь, и Нора могла поклясться: каждую секунду Шеппард грозила охватить тотальная паника.
- Если ты, черт, не начнешь это свое...
- Я. Не. Начну, – прошипел Нэр.
- А ты купишь мне ирисы? – это всегда работало, когда их срачи грозили зайти слишком далеко.
- Да хоть сотню ирисов, женщина, если это будет гарантом того, что ты не уйдешь от меня, как тогда.
- Семь. Семь ирисов, – глаза Норы заблестели, потому что обычно он дарил ей по пять, – этого будет достаточно.
- Хорошо, – согласился Нэр.
Большего Норе для счастья и не было нужно.
Они просидели вдвоем вот так до самого вечера, а Нора все как не могла поверить, что... Что это правда. И больше не надо переживать. Она была так рада что он сидит здесь: живой, настоящий. Рядом с ней.
Не в ее мыслях, а здесь и сейчас. Что его руки обнимают ее. Взаимность – это, черт подери, прекрасно. После стольких лет влюбленности в откровенного мудака и чувства вины перед Яном.
И Норе Цюрик плакать хотелось от счастья.
- Ты останешься?.. – спросила она, когда вечер уже плавно перетекал в ночь.
- Конечно. Конечно, я останусь.
Его голос прозвучал тихо. И почти нежно. И обрадованно. (Если эти слова вообще можно было применить к нему). Сердце у Норы ушло в пятки. Слишком много радости за сегодняшний день. Слишком много.
И на секунду она даже подумала, что все сюрпризы уже закончились. Но судьба любит вносить свои коррективы.
Уже ночью, когда Нэр снова обнимал ее крепко-крепко, словно бы наверстывая все упущенное за последние недели, он повторно признался ей в любви. Снова произнес также отрывисто:
- Я люблю тебя, – и замолчал.
И Нора поняла, что это ее шанс. В конце концов, то, что он выдавил из себя с таким трудом, она сама еще ни разу ему не говорила. (Но уже готова была сказать, если бы не тот случай).
- Шеппард, я тоже тебя люблю.
- Вот без этого мне и было очень хреново.
- Я же тебе этого не говорила, – удивилась Нора.
- Женщина, а ты думаешь, я слепой и не видел, что я тебе нравлюсь? – хмыкнул Нэр.
- Это наступило не сразу, – вспыхнула Нора. Она-то думала, она-то верила... А он, значит, мразь все видел. Ее кулаки инстинктивно сжались. Видел и пользовался этим. Мудачье не лечится, так?
- Я знаю! И, Цюрик, ты уже задолбала подозревать и ловить меня на каждом слове, – почти уже прорычал Шеппард. – Не надо каждый раз мне напоминать об этом!
- А то что? Скажешь, что все женщины – твари? Что я играю твоими нервами?! Ну давай, я же знаю, что ты так и думаешь, Шеппард, – это никогда не закончится. Сраться они, походу, будут целую вечность.
- Чего ты, нахрен, добиваешься?! – вот теперь он уже и правда это прорычал. – Не надо. Меня. Провоцировать.
- Ах, так это и я еще провоцирую?!
Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы Шеппард вдруг тяжело не замолчал, а потом резко бы ее не поцеловал. На секунду Нора Цюрик впала в самый настоящий ступор, но потом уже они целовались – с той самой чертовой горечью, которая болит в темных сердцах, пылающих кровавым огнем.
- Цюрик, – произнес наконец Шеппард, когда оторвался от нее, – ты и правда думаешь, что я в секунду от этого избавлюсь? Я и так с трудом себя сдерживаю.
- Я вроде бы не дура, Шеппард, если ты не забыл, – прошипела Нора. – А я надеюсь, что ты не забыл. Но ты же все еще считаешь меня недостойной звания человека, верно?
- Женщина... – взвыл Нэр, очевидно, закатив глаза к потолку, а затем Нора услышала, с какой силой клацнули его зубы, и поняла, что он и правда, черт возьми, сдерживался. – Скажи, если бы я не считал тебя человеком, я бы тут сидел?
- Не знаю, может, тебе это удовольствие доставляет, – фыркнула Нора.
- Иногда меня нахрен убивает твоя логика.
- Меня твоя – тоже.
- Ты же понимаешь, что в одну секунду все это никуда не денется. Мне и так сложно тебе отвечать, – чуть погодя заметил Шеппард, когда, как Норе показалось, их разговор зашел в тупик. – Сложно отказаться в один миг от старых привычек. Но я это, нахрен, делаю. Я сдерживаюсь. Ради тебя, черт возьми. Это ты можешь понять, женщина?
- Какой же ты мудак, Нэр. Просто невыносимый мудак, – помолчав, произнесла Нора, по губам которой уже бежала улыбка.
- А ты – гребаная дура.
- Если ты еще запомнишь, что меня можно называть по имени, то это вообще отлично будет.
- Я постараюсь, – с нажимом ответил Нэр, а затем сделал самое логичное в этой ситуации, в очередной раз крепко притянул Нору к себе и уткнулся ей в волосы. И этим жестом в который раз в конец обезоружил Цюрик, с языка которой уже готова была сорваться очередная колкость. Она резко замолчала и замерла, сидя тихо-тихо, словно мышка, и даже боясь дышать.
Было в этом молчании что-то особенное. И невыносимо больное. Словно вываленное к ногам поражение. Поражение, которое один из них долго и истошно не хотел признавать. А теперь сам склонил голову. И у Норы в который раз сжалось сердце от мысли, с каким же трудом Шеппард переступил через себя.
И все ради нее. Ради этой крохотной возможности вот так сидеть, уткнувшись ей в волосы.
Да хрен кто такое ради нее делал.
- Нэр, – шепотом произнесла она, – ты мне очень нужен.
- Знаю, женщина, – так же откликнулся Шеппард, – ты мне тоже очень нужна, – а затем произнес то, от чего Нора Цюрик в который раз уже выпала в осадок. – Если ты хочешь, мы можем соблюсти эту формальность со штампами в паспорте.
- Шеппард, – пораженно проморгавшись, спросила Нора, – а ты в своем ли уме мне это предлагаешь?
- Если я говорю тебе это, значит, я, нахрен, осознаю, что гово...
- Шеппард. Приподержи коней, а? Мы еще толком сойтись не успели, а ты мне уже замужество предлагаешь. Не слишком ли быстро, а?
- Ну знаешь, я уже подошел к тому возрасту, когда тянуть с этим – глупо и бессмысленно, – тут Нора Цюрик пораженно замерла, и все ее мышцы внезапно напряглись. Нэр это заметил и усмехнулся: – Или ты забыла, сколько мне лет, Цюрик?
- Я... – она пристыженно замолчала. Глупо было отпираться. Но они и правда забыли. Не только она одна. Вернее, просто не обращали внимание. Тем более, казалось, что особых изменений в характере Шеппарда не произошло, да и внешность, как говорится, бывает обманчива, поэтому они уже давно подсознательно воспринимали его как почти своего ровесника. Но если... Если на самом деле... – А насколько ты себя ощущаешь? – тихо спросила Нора.
- Не знаю, – хрипло и почти зло рассмеялся Нэр. На секунду Нору Цюрик скрутил самый настоящий обруч страха. – После всего этого все пошло как-то наперекосяк. Иногда я ощущаю себя на тридцать и не понимаю, как оказался на столько лет впереди. А иногда – снова на семьдесят, и я не понимаю, какого хрена делаю в этом теле. А иногда, – Нора уже чуть не скрутиться пополам готова была от ужаса, – это вообще все смешивается. И у меня просто голова разрывается, я не понимаю, сколько мне к черту лет. В одну секунду – тридцать, а в другую – семьдесят. И вот так чаще всего. И главное, хоть бы кто догадался спросить...
- Т-ты, т-ты...
- Да ладно, Цюрик, не воспринимай близко к сердцу. Это я так, о больном.
- И это... Сложно? – сдавленно произнесла Нора, понимая, что за весь этот почти год их “отношений” с Шеппардом она нихрена не выучила его. Нихрена не знала его. И что творится у него в голове. Все это время он был просто тем самым гребанным сексистом.
- Да уж не просто! Конечно, нахрен, сложно, что за тупые вопросы? – фыркнул Шеппард. – Просто это все внезапно слишком случилось, и я до сих пор никак не привыкну. Просто знаешь, когда вторая половина твоей жизни плавно подходит к концу и ты уже настраиваешься на то, что рано или поздно сдохнешь, через пять или десять лет – разницы никакой, а тут вдруг тебя отбрасывает на сорок лет назад по всем мыслимым и немыслимым характеристикам... Тут сложно перестроиться морально. В итоге и получается, что тело молодое, а вот в душе я нахрен только начинаю привыкать. Понятия не имею, что делать со всеми этими лишними годами.