Пока Ян Лайтмер не знал о том, что у нее кто-то есть, он мог спать спокойно. И Нора охраняла его сон. Знал бы он только, какой ценой.
Иногда, очень редко она вдруг могла не прийти вечером домой. Пропасть на целую ночь. А наутро вернуться как ни в чем не бывало, но ни слова не сказать об этом. Ян полагал, что Нора занимается с кем-то сексом. Возможно, со случайными знакомыми. Возможно, вон с кем-то из тех, с кем Нора довольно мило общалась на обеде. Лучше не знать потенциального врага в лицо. Ян ни о чем ее не спрашивал – Нора ничего не говорила.
Но он не представлял, насколько был прав. Нора действительно в такие ночи уходила именно для того, чтобы заниматься сексом. У нее была одна весомая причина порой слишком рьяно срываться, когда она вроде бы ничего не планировала. Если бы только Ян знал имя этой причины. Ведь ради нее Нора была готова примчаться куда угодно и когда угодно.
Некоторые вещи никогда не меняются. Саймон Мелларк в ее жизни не менялся тоже.
Саймон. Именно к нему Нора срывалась. Именно на его зов приходила. Его губы, заливаясь слезами, целовала. Его рукам позволяла скользить по своей груди и расстегивать свой бюстгальтер. Саймон Мелларк чаще всего не замечал ее слез. Потому что был изрядна пьян.
Как и все, он повзрослел. Прорывающаяся раньше грубость теперь проявлялась в нем больше. Брутальность, которая влекла к нему девушек, наполняла его все сильнее. А самоуверенность только росла.
И именно такого его и любила Нора Цюрик. Именно к такому и шла, зная, что завтра утром ему будет на нее насрать. Шла и ненавидела себя за собственную слабость. Потому что прекрасно понимала, что теряет всякую гордость, которую имела (и имела ее предостаточно) и стелилась перед Саймоном самой настоящей тряпкой. Но был слишком велик риск потерять его. А этого Нора допустить не могла.
Она позволяла ему все. Потому что слишком скучала. Саймон, надо сказать, не очень-то с ней церемонился. Творил много вещей, которые Норе не слишком-то нравились. Но она была готова терпеть, ведь это же Саймон.
Он хлопал ее по жопе. Держал за волосы и называл грязными словечками. Кончать предпочитал в живот или на лицо. При минете любил пихать в нее свой член еще глубже. А Нора терпела, преданной собакой заглядывая Саймону в глаза. В ее распоряжении была целая ночь. В течение которой Саймон имел ее, как ему вздумается.
А на следующее утро Нора ненавидела его. Когда он был уже далеко, когда она сама более-менее приходила в норму. Тогда наступало отвращение к себе: как же она могла до такого опуститься. И всегда после этого Нора Цюрик твердо обещала себе: это все случилось в последний раз. Больше она такого себе не позволит. В следующий раз она покажет свой характер и пошлет Саймона Мелларка, полагающего, что стоит ему написать ей пьяным в некстере, так она тут же примчится туда, куда он скажет. В следующий раз она не побежит за ним как собачка.
Следующий раз наступал, и Нора Цюрик бежала. А потом ненавидела себя наутро. И получался замкнутый круг.
Зачем она все это делала? Потому что любила? Потому что не могла отказаться от возможности видеть самого дорого человека, пусть и вот так вот? Да. А еще те слова, которые он изредка говорил ей. Когда Саймон был пьян, он не особенно следил за языком. И иногда Норе удавалось уловить то, что она и не надеялась услышать. Что она лучшая. Что она великолепно сосет. Что он, может быть, зря ее бросил, да Кэтрин, Лесбит, Вероника или кто там еще не поймет, если он вдруг расстанется с этой Кэтрин, Лесбит, Вероникой прямо сейчас и вернется к Норе. Иногда ему кажется, что, может, можно начать все сначала. А, ему только кажется, сорян. На этих словах сердце Норы Цюрик падало вниз. И тут же взлетало: ведь при прочих равных Саймону все же “кажется”.
Как и Ян, она жила слепой надеждой. Жила уже пять лет. В клетке, из которой не было выхода.
Но теперь кое-что изменилось. И имя этому изменению было Нэр Шеппард. Он и понятия не имел, что давал Норе. Нет, она конечно никогда не собиралась ему что-то рассказывать или, тем более, показывать. И нет, она не влюбилась в Нэра Шеппарда назло этому мудаку.
Но он давал ей кое-что очень важное – сомнительную надежду, что кроме Саймона в ее жизни будет кто-то еще. Уж точно не Нэр, это понятно, но хотя бы тот факт, что она может хотеть кого-то другого. И трахаться с кем-то другим. И получать от этого удовольствие, не представляя Саймона, не пытаясь найти в Нэре замену. Она хотела именно Нэра, а не возможность заткнуть Шеппардом воющее по Саймону сердце.
Пускай пока это был законченный радикальный сексист, но потом, возможно, появится кто-нибудь еще, и тогда она сможет порвать с Саймоном.
Чем дольше она трахалась с Нэром, тем больше в Норе возникала уверенность, что, может быть, у нее появятся силы, чтобы это сделать. Может быть, они уже появились.
Норе уже не казалась такой неосуществимой цель, чтобы поговорить с Саймоном и расставить все точки над “и”. В первую очередь она совершила невозможное. В очередной раз, когда Саймон, напившись, написал ей, Нора ответила отказом. Он явно не ожидал такого. И очень взбесился, но Нору только что оттрахал Шеппард... Поэтому она не видела смысла мчаться сломя голову к еще одному мудаку. И пусть сердце гулко стучало, когда пальцы набирали сообщение об отказе, внутри она чувствовала некоторое... Облегчение.
Пожалуй, тогда Саймон впервые после этого стал писать ей, когда был трезв. Обычно он не очень-то горел желанием общаться с Норой, но теперь неожиданно проявил инициативу. Это было приятно, хотя Нора и знала, чем эта инициатива была вызвана. Он сам – сам! – писал Норе два или три раза, прежде чем она согласилась встретиться с ним на ее территории. А вернее – выполнить якобы его просьбу – показать ей ее работу. Если, конечно, такое возможно. Нора обратилась напрямую к руководству, и оно разрешило. Все-таки имя Саймона Мелларка как зельевара что-нибудь до значило. Династию Мелларков уважали, как и династию Цюрик.
Поэтому весь день на работе Нора чуть ли не светилась от счастья. Это заметил Ян, но на все вопросы Нора лишь загадочно отмалчивалась, предпочитая уходить от ответа. Видел это и Нэр, но он предпочел никак не реагировать. Норе не было до этого никакого дела. Сегодня Шеппард стоял для нее на последнем месте.
Она дождалась окончания своей смены дня, когда и Ян, и Нэр (кажется, он тоже) свалили, и кинулась в холл, чтобы встречать Саймона.
Он был прекрасен, Дракон. Словно само солнце коснулось Норы своими лучами. Улыбка против воли расползалась на ее губах. Впервые не пьяный. Впервые пришедший просто так.
- Нора, – Саймон раскрыл свои объятия, в которые она так легко бросилась, потому что это был Саймон, – я скучал.
“Особенно по тому, чтобы кончить мне на лицо, не так ли?”
- Неплохо ты тут устроилась, – присвистнул он, оглядываясь вокруг. – А я вот батрачу на отца и мать. Беру свои заказы. Скоро мир хорошо узнает зельевара Саймона Мелларка.
Нора улыбалась, слушая его. В каждом его слове так и скользила самоуверенность, но Саймона не хотелось убивать за это, – это было частью его шарма.
- Лайтмер тоже с тобой? – Саймона была не остановить. – Его не будет сегодня? Хорошо. Не то чтобы я не хочу его видеть, просто давно не видел именно тебя, – тут же исправился он, но Нора прекрасно все поняла.
Дальше шла околочасовая прелюдия того самого разговора, который надеялась начать Нора и ради которого явился Саймон. Прелюдия, заключавшаяся в том, что она показала ему вкратце, как у них все устроено, и рассказала, чем они занимаются. То, что можно видеть другим, конечно же. Они неспеша шли по их небольшому предприятию, пока наконец не оказались на улице у одного из нескольких выходов. У любого предприятия есть такой – самый непосещаемый, закрытый и неприметный. Именно там и происходят важные разговоры. Именно там и вершатся судьбы.
Они отошли немного подальше от двери, завернули за угол, оказавшись в небольшом закутке, который Нора отлично знала, и тогда Саймон оперся об стену спиной и задумчиво посмотрел на нее.