Живилёк огорчился, но, кажется, не так из-за друзей, сколько оттого, что в суматохе улетела стрекоза.
Как и предвидел Дилидон, у раковин вскоре появилась крыса. Надо было браться за оружие, а Бульбук, горячая голова, сломал свой дротик, пытаясь открыть раковину. Заметив безоружного, Проныра начала к нему подбираться. Дилидон и Мураш, стиснув от боли зубы, кое-как доволокли свои раковины поближе к Бульбуку, чтобы защитить друга.
Но одной левой, да еще задыхаясь, без воздуха, им от Проныры не отбиться. Мелкие уколы все больше бесили крысу. Она старалась замутить воду, бесновалась от злобы и становилась все опасней.
Дилидон велел сбросить ранцы. Во время боя да еще одной рукой сделать это нелегко. Зато когда ранцы всплыли, гномы знали, что вскоре придут друзья, и это придавало им силы.
Увидев еще трех вооруженных гномов, Проныра присмирела и юркнула в свой лабиринт. Пленные могли вздохнуть с облегчением, но как вздохнешь под водой? Надо было срочно что-то предпринимать. Как заставить эти бестии открыть створки, не знал даже Мудрик.
– Может, их пощекотать? – предложил Дайнис. – Вдруг засмеются.
– Так они же кругом как костяные… – пожал плечами Оюшка.
– У них подошва есть, мягкая, – пояснил Мураш. – Так ведь они ее внутрь втянули.
– Я им кое-что расскажу, – сказал Мудрик. – Сидят они тут в своих ракушках и даже не знают, какие у них знатные родственники есть. Может, от удивления створки разинут?
И Мудрик принялся рассказывать на языке моллюсков о теплых морях, где живут сестры озерных ракушек – жемчужные. Они не просто ползают по дну – бездушные, холодные, ко всему равнодушные. Нет – они всю жизнь выращивают волшебную горошинку, которая кажется серебристой и светится неостывающим нежным сиянием. Эта горошина зовется жемчужиной. Тому, кто ее вырастит, позавидует и соловей…
Но раковины не раскрылись. Почувствовав свое ничтожество и бессилие, они еще крепче сжали перламутровые челюсти. Мудрик умолк и огорченно развел руками.
– Переводи! – задыхаясь, крикнул Дилидон. – Я попробую!
– Эй, моллюски! – тихо заговорил он, стараясь беречь силы, а Мудрик переводил во весь голос. – Кто вы, живые твари или просто сундуки в кладовых Рака?! Оглядитесь вокруг! Здесь такая красота, а вы в своих раковинах не видите, как распускаются кувшинки, как ныряют веселые, свободные рыбки. Вы думаете, слабее вас на свете твари нет? Посмотрите, как дрожат от страха усы вашего повелителя, – и вам станет веселей! Подползите, пока гремит гроза, схватите его за усы – увидите, как он встанет перед вами на колени!..
Дилидон захлебнулся, побледнел и замолк. Но, к счастью, и этого было достаточно. Услышав про дрожащие усы Однорукого, ракушки начали ухмыляться и вдруг одна за другой застучали своими створками от смеха. Гномы вытащили руки и тут же устремились вверх, крепко сжав в онемевших кулаках драгоценные кристаллики.
В воде остались лишь Мудрик, Дайнис и Оюшка. На прощание ученый пожелал ракушкам почаще смеяться, жить веселей и набраться побольше смелости. Гномы вежливо раскланялись и выбросили из ранцев свои камешки.
Казалось бы, все кончилось хорошо, но, взобравшись на лист кувшинки, гномы увидели, что нет Живилька.
– А где же наш малыш?
Там, где он беседовал со стрекозой, лежал ранец, а на нем – крохотная шапчонка.
– Улетел, – догадался Дайнис. – Говорил же я ему, предупреждал – гроза идет… Ну, что ты с ним поделаешь?
– Уже накрапывает, мы и так умаялись, промокли, а тут еще ждать его! – возмущался Бульбук. – Вот зададим ему взбучку, будет помнить!
Сверкнула молния, и так ударил гром, что даже деревья в лесу присели. Крупные капли звонко забарабанили по листьям кувшинок. Гномы, скользя и спотыкаясь, выбрались на берег. Пока они добежали до ближайших деревьев, их изрядно посекло дождем. В довершение всего посыпался град, и у тех, кто не успел спрятаться под деревьями, даже под шапками вздулись шишки.
Теперь гномам казалось, что все неприятности, все беды – из-за Живилька – этого неслуха и сорванца. Если б не он, все давно бы собрались в каком-нибудь дупле, а то и в гостях у белки.
– Остригу ему в наказание вихор! – сказал Оюшка, которому больше всех досталось от града.
– Важно не то, что на голове, а то, что в голове, – назидательно заметил Мудрик. – Пускай он лучше прочитает «Большую Гномскую Энциклопедию» – от первого до сто первого тома! Для тела наказание, а уму польза.
– Захиреет, поседеет – и что с того? – возразил Бульбук. – Всыпать бы ему сотню травинок потолще, будет тогда старших слушаться.
Пока они спорили, забившись под елочки, черная туча ушла, и выглянуло розовое, свежеумытое вечернее солнце. Провело лучом, словно пальцем, по росистому небосводу, и вспыхнула радуга. Из нее, будто из сверкающих ворот, звеня крылышками, вынырнула стрекоза. А Живилёк сидел на ней, как пилот, весело ухмылялся и озирался по сторонам.
Гномы, потеряв терпение, только руками размахивали и в конце концов решили наказать ослушника трижды: и остричь, и высечь, и за энциклопедию засадить.
А тот приземлился рядом с ними и весело крикнул:
– Видали, а? Мы все болото облетели, и я нашел, где прячется змея Пятнашка. Вот хорошо было!
Он сверкнул блестящими от счастья глазами и спросил:
– А вы как? Раздобыли кристаллики?
Дилидон смотрел на него и улыбался: «Как его сечь, такого счастливого?»
О том же думал и Оюшка: «Ему так идет этот светлый вихор – пускай себе носит на здоровье…»
«А энциклопедию я ему все-таки принесу, – решил Мудрик. – Пусть хоть картинки посмотрит…»
Таков уж был Живилёк: его всегда хотелось и наказать и приласкать.
К ЗМЕЕ ПЯТНАШКЕ ЗА СЛЕЗАМИ
На следующий день гномы отдыхали. Мудрик листал словарь ужо-змеиного языка, Дайнис лежал навзничь в белом клевере и мечтательно напевал:
Другие собирали землянику и нанизывали, словно бусинки, на травинки. А Живильку, который устал меньше всех, поручили проведать Расяле, Гедрюса и Разбойника. Что у них слышно?
Живилёк еще не умел писать и, боясь что-нибудь запамятовать, завязывал на носовом платке узелки. Иногда, роясь в поисках платка, он приговаривал: «Где же моя записная книжка?»
На сей раз гномик вернулся с узлами на всех четырех углах платка и даже на полах своей курточки. Всем стало ясно, что у него уйма важных новостей.
Он подождал, пока собрались все и пока Мудрик захлопнул словарь. Тогда он вытащил «записную книжку» и, развязывая узелок за узелком, принялся рассказывать.
Прежде всего гномы узнали о вчерашних событиях: как Гедрюс ушиб ногу, а пес Кудлатик укусил Микаса. Разбойник, вернувшись домой, разрезал грелку, в которую мама наливала горячую воду, чтобы погреть бок, и смастерил рогатку. За грелку ему уже всыпали. Но наплакавшись, он набрал камней, подстерег Кудлатика и подбил ему заднюю лапу.
Пес жалобно завизжал, и Гедрюс, выбежав из избы, успел увидеть, как Разбойник улепетывает в кусты.
– Теперь все они хромые, – разведчик развязал последний узелок. – У Гедрюса коленка, у Микаса икра, а у Кудлатика – сухожилие. Одна Расяле пока бегает. Ну вот… – он осмотрел платок, – вроде и все.
– А зачем узелки на куртке? – спросил кто-то из гномов.
– А-а!.. – вспомнил тот. – Еще Расяле с Гедрюсом поклялись отомстить за Кудлатика. Все время шепчутся, ищут какой-то мешочек, а что они будут делать… – Он пожал плечами. – Может, утопят… Ой, еще один узелок – этот уж и не знаю про что…
– Ну подумай, вспомни, – просили друзья.
Живилёк поскреб белокурую макушку, но все равно ничего не вспомнил. Так и остался узелок под вопросительным знаком…
– Все трое хромают… – повторил Дилидон. – А некоторые еще спрашивают, не зря ли мы мучаемся с этими очками. Вот Мудрик может переводить наши слова зверям, птицам и ракушкам. Так и Гедрюс – увидит нас и сможет рассказать другим наши приключения и про тайны природы, – ведь мы их так много знаем. А то они теперь ничего не видят и знай дерутся со скуки.
– Печальней всего будет, – откликнулся Мудрик, – когда им и драться надоест.
– Ладно, – сказал командир. – Прочь сомнения! Надо подробно обсудить завтрашний поход. Вы подумали, что нам взять с собой?
– Нелегко будет договориться с Пятнашкой. Ужасно трудный язык, – пожаловался Мудрик. – Без единой гласной! Одни только «с», «ш», «з», «ж» и еще несколько согласных.
– Луковицу надо взять, – откликнулся Бульбук. Он гордился своей выдумкой.
– Хорошо, – одобрил Дилидон. – Кто еще что придумал?
– Я полагаю, что стоит взять с собой ежа, – предложил Мураш. – Если змея нападет, еж не даст нас в обиду.
Все обрадовались. Гномы любили ежа и всегда искали случая взять его с собой в поход.
– А я вот думаю о свирели, – сказал Дайнис. – Мудрик говорил, что змеи любят музыку.
– Но мы же идем за слезами? – удивился Бульбук. – Нам надо ее до слез довести, а не веселить.
– Веселье часто кончается слезами, – как всегда возразил ему Мудрик.
– Мне кажется, – вмешался Мураш, – что все зверьки и птицы плачут только тогда, когда их обидят. Сбили однажды дети ласточкин домик вместе со всеми птенцами. Бедная мать села на ивовый плетень, плакала, плакала – от слез даже плетень зазеленел.
– Ой-оюшки! Что это с тобой, Живилёк?
– Ласточку жалко… – ответил тот, всхлипывая и вытирая нос шапкой.
– То-то и оно, – вздохнул Дилидон. – Мы не имеем права обижать даже змею. А как раздобыть эти слезы, нигде не сказано и не написано.
Один вздохнул, другой откашлялся, третий безнадежно махнул рукой. Но все дружно решили отправиться в путь завтра же, как только спадет роса, чтобы к полудню быть у змеи.