А плоть не сгорала. Она только скукоживалась, словно из неё выпаривалась вся флага. Но никаких углей, просто очень быстрое уменьшение в размере.
Но самое интересное происходило с аурой Себастьяна. Пламя буквально выжигало проклятье из неё, уменьшая её в размерах и лишая силы.
Заражённые позади меня долбились всё сильнее, чуть ли не выбивая оказавшуюся довольной крепкой дверь.
Надо бы отправить макр в Изнанку, пока они не прорвались.
Говорящая голова уже ничего не говорила. Она застыла с открытым ртом. Красные глаза не шевелились, а смотрели вперёд, будто сделанные из рубинов. А может, так оно и было.
Я начал ощупывать пространство поблизости, на наличие точки перехода в Изнанку.
Как обычно это бывает, она оказалась в самом неудобном месте — где-то в коридоре.
Ну, простите меня, господа пациенты. Ради вашего же блага, придётся вас слегка растолкать.
Зырик залетел к долбящимся в дверь заражённым через соседнюю палату, прямо в спины. От его лица я взглянул на них.
Не меньше двадцати набились в конец коридора и упрямо вдавливали мою дверь. Однако там было так тесно, что они проталкивали и противоположную, где лежала выключившаяся от шока медсестра.
Надо было разобраться с ними скорее.
Через Зырика я подсёк их ноги Псионическими Клинками в несколько взмахов, а затем стал телекинезом оттаскивать их назад. Под их красноречивое бульканье.
Голова болела всё сильнее, зато проход я расчистил. Потом велел Зырику проследить за скукоживашейся головой Себастьяна. И вышел в коридор с проклятым макром, запутанным в больничное одеяло.
Стоило мне показаться, как заражённые попытались «поплевать» в меня проклятой магией. Но самых активных я закинул в соседние палаты и закрыл на дверь, после чего пошёл к заветной точке.
Она находилась аккурат на перекрёстке коридоров. Щупальца моего дара высвободились, погрузились в точку и раскрыли небольшой проход на Изнанку, после чего я отправил туда злосчастный макр и закрыл порыв.
В Истинном Виденье я проверил, что все нити оборвались. А из аур заражённых стала стремительно вытекать проклятая энергия. Причём гораздо быстрее, чем на острове Кальмарском.
Себастьян скукожился до размером небольшого ананаса. К тому времени весь керосин, как и его кровь, просто выгорели.
Вот только аура его не рассеялась полностью. Пусть и стала серой, практически сливаясь с окружающим фоном.
Но он был жив. Если, конечно, так можно было сказать про неубиваемого проклятого.
— Ну, и что думаешь про него, приятель? — повернулся я к Зырику.
— Оно было больше.
— Однозначно.
Однако оставлять его здесь я не собирался. Подхватил голову телекинезом и…
Она рассыпалась красноватым прахом. А на вершине этой кучки едва пульсировала энергией маленькая жемчужина, насыщенного тёмно-красного цвета.
Именно от неё и исходил остаток проклятой ауры.
Я замотал её в кусок ткани и припрятал в карман, после чего пошёл приводить в чувство медсестру.
Она очнулась быстро, после активации мной её энергетических точек за ушами.
Медсестра — весьма симпатичная, должен сказать — вздрогнула и посмотрела на меня испуганным взглядом. Потом по сторонам.
— Живая?
Снова на меня. — Д-да. А я что ус-снула?
— Почти. Посиди здесь, я сейчас посмотрю что в больнице и вернусь, договорились?
— Нет! — заикание быстро прошло, она вцепилась в мой костюм, как клещ. — Я одна не останусь! Хоть режьте! Не останусь!
Может, вырубить её обратно?
Хотя, нет. Пусть лучше будет со мной. Потому что этажом ниже я Чуял людей, договариваться с которыми лучше, имея посредника.
Мы вышли в коридор. Она шугалась от каждого блика света, шороха или стона, которые иногда издавали приходящие в себя заражённые.
Но вела себя довольно тихо и помогала ориентироваться в больнице. Благодаря чему мы уже через несколько минут стояли перед кабинетом с табличкой «Операционная».
— Есть кто живой? — спросил я.
— А кто спрашивает? — послышалось оттуда.
— Это доктор Кацураги! — воскликнула медсестра и принялась стучать по двери кулачками. — Господин Кацураги, откройте срочно! Это Елизавета!
— Японец? — нахмурился я.
И тут же дверь открылась. Оттуда на нас взглянули несколько молодых врачей и один азиат со строгим взглядом. На его груди красовался бейджик: «Кацураги Т. Т».
Он посмотрел на мою одежду, частично заляпанную кровью Себастьяна. Потом внимательно всмотрелся в глаза.