— Повышенная агрессивность, изменение тела, появление зачаточных магических способностей, как правило не превышающих потенциал первого уровня. Сначала мы думали, что это разновидность бешенства, принесённая с Изнанки. Но ни один специалист этого не подтвердил. Так что сейчас болезнь только изучается.
— И давно?
— Карантин длится неделю. Первые случаи заражения были зарегистрированы месяц назад. Подробнее можешь почитать в газетах за тот период. Может, ещё где-то остались.
— Ясно. Я ответил на все вопросы?
— Да, можешь идти. Тебе есть где заночевать?
— Найду, благодарю.
— Ты уже проходил тест на потенциал своего дара?
— Нет, — и по памяти Ярослава имел об этом крайне смутное представление. — Где это можно сделать?
— В Уссурийской Магической Академии — УМА. Туда как раз набирают абитуриентов. Выдающимся молодым людям обучение предлагается бесплатно. Ты хорошо проявил себя и, вдобавок, получил хорошие характеристики от господина Каланского. Мы можем посодействовать твоему поступлению.
Он в очередной раз подводил меня к тому, чтобы я согласился на их «помощь». Аккуратно, деликатно, но хотел взять меня под контроль.
— Я ещё не определился с магической академией.
— Мы можем дать направление в любое заведение страны, — с лёгким нажимом добавил он. — Не везде примут, но везде рассмотрят. Даже в столицу, если захочешь.
— Воздержусь от столицы, — улыбнулся я. — Далеко от семьи. Когда эпидемия закончится, я им понадоблюсь.
— Это верно. Ты же пока не признанный?
Я демонстративно посмотрел на свой перстень. — Смотря кем.
Он тоже взглянул и кивнул. — Что ж, значит осталось только уладить формальности. Но раз твой отец пропал, узаконить тебя может только представитель императорской власти.
— Я не спешу. Но обязательно учту, благодарю за поддержку.
Он вздохнул, признавая провал своих попыток.
— Понятно. В таком случае — не смею задерживать. Если вспомнишь ещё что-то или увидишь рядом с собой подозрительных личностей — сразу приходи ко мне.
— Конечно.
И мы распрощались.
Уходя, я чувствовал на себе взгляды представителей ДКРУ. Эти ребята взяли меня на карандаш.
Поэтому я не спешил сразу укрыться в какой-нибудь гостинице. Вместо этого завернул во дворы и пару часов попетлял по городу, пока не убедился, что никто не идёт по пятам.
ДКРУ — это, очевидно, спецслужба. Дотошная и очень серьёзная, я это видел по характеру их работы.
Они пришли моментально, как только я восстановил Переход, и сработали слаженно. Помешали им только вспышки из порошка Фрунзе.
Но даже если бы он сбежал с заставы, его бы настигли и доставили во Владивосток. В этом я не сомневался.
Одновременно с этим и был понятен интерес ко мне. Молодой человек, с неоднозначным происхождением и несколько лет живший в другой стране, который сразу же оказался втянут в круговорот интриг.
Я бы и сам заподозрил себя в шпионаже, на их месте.
Поэтому я рассказал Леопардичу всё предельно честно, насколько мог. Про то, как отбился от мафии на пароходе. Как создал прорыв во время нападения мегалодона, о чём просил не распространяться. Про восстановление работы Перехода.
Причиной, почему я нарушил указ коменданта, назвал желание спасти оставшихся у озера и веру в свои силы. Что в целом, тоже было правдой.
Умолчал я только о деталях: наличие сильного макра, конфликта с главой Каланских и своих псионических способностях.
Они наверняка раскопают и про макр, и про Каланского. Но простят мне это маленькое утаивание, потому что я, как и всякий человек, должен иметь свои секреты.
Иначе, как бы они мне поверили? Никто не рассказывает про себя сразу всё.
Павел Тимофеевич прочитал очередной отчёт и отложил лист в ровную стопку. Уже двенадцатый за последние сутки.
Он встал, взяв со стола кружку чая, и отхлебнул позвенькивая ложкой. Крепкий до горькоты, как он любил.
Мысли его посещали разные.
Но больше всего его волновал не предатель на заставе, а люди, которые за ним стояли. Фрунзе всегда казался ему подозрительным. Простолюдин, как-никак.
Павел Тимофеевич не считал их плохими, вовсе нет.
Но в его мировоззрении простолюдины рождались чтобы прислуживать знатным людям — потомкам богов, чьи силы они унаследовали.
Как мужчина, однако, он понимал тех, кто не хочет тратить свой талант на преклонение перед аристо. Так что сильно простолюдинам он не доверял. Особенно таким талантливым, как Фрунзе.
Если они не подтверждали свою верность многолетней службой и готовностью рискнуть жизнью ради безопасности Родины.