— Ну ты ведь с самого начала знал, насколько это рискованное предприятие.
Откуда в нем эта холодность, это нежелание протянуть руку помощи? Достаточно было бы нескольких газетных статей, чтобы общественное мнение изменилось в пользу Эйфеля, стало более благосклонным. Люди, они ведь как бараны…
— Антуан, я сейчас на краю пропасти. Малейшая проблема на стройке — и меня ждет полный крах…
Рестак сокрушенно кривится с видом покорности судьбе и трет руль так старательно, словно хочет отполировать до блеска.
— Согласен, все это очень неприятно…
Нет, решительно, Антуан глух к его доводам. Но Гюстав не желает признавать себя побежденным. Приняв такой же огорченный вид, он обводит взглядом лесные заросли. И успевает заметить обнявшуюся парочку, которая появляется из чащи, но тут же ныряет обратно. Помолчав, он спрашивает напрямик:
— Ты можешь чем-нибудь помочь?
Рестак пристально, не отрываясь, смотрит вперед, на дорогу, словно заметил там привидение.
— Я многое могу, — говорит он тихо, почти беззвучно, словно врач, объявляющий больному скверную новость.
Гюстав вздрогнул, услышав это, но не успел он ответить, как мотор внезапно глохнет, и машина останавливается.
— О, черт! — воскликнул Рестак и, выпрыгнув, растерянно смотрит на капот. — Эти автомобили… не угадаешь, чего от них ждать!
Гюстав тоже выходит, чтобы помочь ему, но он ничего не смыслит в таких механизмах. В эту минуту набежавшее облако закрывает солнце, и местность сразу мрачнеет. Деревья теперь кажутся не такими приветливыми, воздух дышит угрозой. И, главное, вокруг не видно ни души.
— Не бойся, — угрюмо говорит Антуан. — Если набегут бандиты, у меня есть чем обороняться.
С этими словами он откидывает полу пиджака, и Гюстав видит револьверный ствол.
— Ты разъезжаешь с этим по городу?
Рестак не отвечает, глядя на Гюстава с холодной враждебностью. Затем, подняв капот, разглядывает внутренности автомобиля.
— Ага… кажется, я понял, что случилось…
— Ты думаешь, поедет? — с тревогой спрашивает Эйфель.
Антуан пожимает плечами и протягивает инженеру какую-то рукоятку.
— Надеюсь. Сейчас попробуем. Ты крути, а я попытаюсь завести мотор.
Гюстав только теперь понимает, как трудно управляться с этими автомобилями. Ему приходится раз пятнадцать крутануть рукоятку, вставленную в переднюю часть машины; это требует таких усилий, что он едва не вывихнул плечо. Когда мотор наконец завелся, Эйфель с трудом переводит дыхание, у него ломит руку. Он отступает, чтобы дать дорогу машине, и машина отъезжает. Рестак не тормозит.
— Антуан, подожди меня!
Но автомобиль набирает скорость, а водитель даже не обернулся.
Гюстав еще мог бы догнать его, но к чему?
Теперь всё ясно: Антуан де Рестак знает.
ГЛАВА 29
Бордо, 1860
Бурже стоял на крыльце дома, точно людоед перед своим замком. Он знал, что Эйфель должен прийти, и готовился сыграть свою роль, не испытывая при этом никакой радости. Его все еще пробирала дрожь при воспоминании о вчерашнем объяснении с Адриенной. Но сегодня он не должен выказывать слабость: поздно, скандал состоялся, пути к отступлению отрезаны.
Финансовые условия соглашения с Пауэлсом вдруг стали выглядеть такой мелочью, почти неприличной, в сравнении с тем, что произошло. Бурже давно уже принял решение, а события понуждали его к скорейшим действиям — неприятным, но разумным. Да и то сказать: Адриенна заслуживает лучшего. Она — его единственная дочь, так неужели какому-то Эйфелю достанется его дом, его предприятие и, конечно, положение, которое Бурже занимал в высшем обществе города Бордо? Каким бы обаятельным ни был этот молодой инженер — Бурже теперь горько упрекал себя в том, что относился к нему, как к родному сыну, — его жизнь будет проходить в вечных разъездах, он не усидит на одном месте. Адриенна заслуживает лучшей доли, чем судьба Пенелопы. Тем не менее старому богачу было не по себе, его преследовали отзвуки вчерашнего объяснения, безутешное горе Адриенны… Ни один отец не пожелает такого родной дочери! Однако же необходимо проявить твердость, более того, держаться как можно враждебнее…
За решетчатой оградой появился силуэт Эйфеля, он открыл калитку и побежал по центральной аллее.
Инженер бежал так быстро, что уже не мог кричать. В голове у него все смешалось, и он уже не пытался уловить логику происходящего. Согнувшись и хватая ртом воздух, на полпути к дому он с трудом выдохнул:
— А… Адриенна…
Бурже застыл, точно статуя командора.