Эйфель распрямился, стряхнул травинки, прилипшие к одежде во время сумасшедшего бега через поля, и заставил себя дойти до крыльца.
Эта сцена выглядела печально символической: Бурже стоял на верхней площадке, словно в карауле, а Гюстав смотрел на него снизу.
— Где Адриенна?
Толстяк упорно смотрел вдаль, словно хотел различить что-то на опушке парка. Жалкое ухищрение: он просто боялся встретиться глазами с Эйфелем.
— Где Адриенна, ради всего святого! — взмолился Гюстав, поднявшись на одну ступеньку.
— Ее здесь нет. Уехала…
Одним прыжком Гюстав, бледный, как смерть, взлетел по лестнице, и Бурже испуганно отшатнулся.
— Уехала? Но в чем дело… Куда уехала?
Бурже много раз представлял себе эту сцену и со вчерашнего дня со страхом думал о ней. Он надеялся, что эту тяжкую миссию возьмет на себя Пауэлс, избавив его от мучительных объяснений. Вдобавок ко всему из-за дома вышел дворецкий Жорж.
— Добрый день, господин Эйфель! — сказал он с радостной улыбкой. — Поздравляю вас с вашим мостом!
Бурже знаком велел ему убираться, и Жорж исчез.
— Куда уехала? — повторил Гюстав с угрожающим видом.
— В путешествие. Нынче утром. С друзьями.
Эйфель не поверил своим ушам. Еще позавчера он ужинал здесь, и они, все вместе, говорили о свадьбе.
— Я… я не понимаю, — вымолвил он наконец, чувствуя, как ярость перерождается в безнадежное отчаяние.
— Да вы с первого дня ничего не понимали.
Бурже говорил убийственно ровным тоном. Как судебный секретарь. Так ему было легче: на самом деле он готов был сорваться на крик.
Эйфель стоял перед холодным, бесстрастным дельцом, каким он знал Бурже в самом начале стройки.
— Вы попались на ту же удочку, что и все прочие, — продолжал Бурже с наигранным сочувствием. — Но теперь эта забава ей надоела.
— Забава?
Бурже сочувственно потрепал Гюстава по плечу.
— Она раздумала выходить замуж. Просто ей не хватило храбрости объявить вам об этом…
Эйфель резко отстранил его. Адриенна не могла такого сделать! Она никогда не нарушила бы их клятвы. А в противном случае сама сказала бы ему правду, для этого она была достаточно благородной, достаточно гордой.
— Нет! — вскричал он. — Вы лжете!
Его вопль всполошил слуг: Бурже увидел, как они выглянули из окон, из-за угла дома.
— Адриенна! — закричал Гюстав, сложив ладони рупором. — АДРИЕННА!!!
Бурже махнул рукой, приказывая слугам исчезнуть, и они повиновались, тревожно взглянув на гостя, взволнованные его отчаянием.
— Ее здесь нет, говорю я вам… Может, вы желаете обыскать дом?
И Гюстав понял, что всё кончено. О, как ему не хотелось в это верить! Адриенна не могла исчезнуть вот так, без единого слова, точно призрак!
Бурже исчерпал все свои доводы.
— Всё, уходите отсюда! Я же сказал: игра окончена…
Это было уже слишком. Гюстав в приступе бессильной ярости бросился на Бурже. Тот в своем почтенном возрасте не ожидал нападения, но будучи на две головы выше, одним могучим ударом оттолкнул его, и Эйфель, споткнувшись, покатился вниз с крыльца.
Падая, он ударился лбом об острое ребро ступени и расцарапал лицо о гравий дорожки. Когда он поднялся на ноги, его глаза заливала текущая со лба кровь. Бурже не сдвинулся с места, чтобы помочь. Бросив на инженера ледяной презрительный взгляд, он повернулся и вошел в дом.
— Уходите, господин Эйфель, — шепнул старый Жорж, спеша на помощь к Гюставу.
— Адриенна… — пробормотал молодой человек, с трудом держась на ногах.
— Мадемуазель нет дома, — огорченно ответил слуга.
Гюстав с трудом улыбнулся старику, сочувственно глядевшему на него.
— Ничего, я буду ее ждать…
ГЛАВА 30
Париж, 1887
— Еще чаю?
— Спасибо, я пока не допила этот.
Сколько раз он задавал этот вопрос? И сколько раз она ему так отвечала? Но разве это не извечное свойство супружеской пары — система, прочно внедренная социальным миметизмом с тех самых пор, как человек превратился в двуногое существо? Невзирая на войны, эпидемии, достижения науки, супружеская пара вечно пребудет только супружеской парой. О, конечно, дети могли бы изменить эту ситуацию. Они вносят в жизнь семьи перемены, которые могут обернуться для нее раем или адом. Но Адриенну постиг «несчастный случай», и Антуан смирился с этим.
— Невозможно иметь всё, дорогая, — говорил он ей, утешая, когда они видели из окна матерей, гуляющих с детьми по аллеям парка Монсо.
— Да, конечно…
— Мы живем в прекрасном месте, нам не грозят никакие беды, мы знаемся с чудесными людьми. И мы любим друг друга вот уже двадцать лет…