— Мой муж был художником, — извиняется хозяйка. — Эти картинки ничего не стоят, вот я и оставила их себе. Он помер во время Коммуны…
Адриенна заставляет себя улыбнуться и разглядывает маленькую гостиную, в которую ведет дверь из передней. Там сидит около десятка человек, мужчин и женщин всех возрастов; одни играют в карты, другие молча читают.
— Если вы насчет комнаты, то у меня всё занято…
— Нет-нет, не волнуйтесь, комната мне не нужна.
— Да я и не собираюсь волноваться.
Решительно, это малоприятная особа.
— Я пришла повидаться с господином Эйфелем.
— С господином… как вы сказали? — бормочет хозяйка, отвернувшись, словно старая собака, которая уже ничего не слышит.
— Эйфель…
— Тут таких нет…
— Ну а господин… Боникхаузен?
Неожиданно лицо хозяйки светлеет, с нее слетает вся враждебность.
— Вы хотите сказать — мсье Гюстав?
У Адриенны бурно колотится сердце.
— Так он здесь?
— Еще как здесь! Чуть ли не самый постоянный клиент. Приходит обычно к ночи, всегда один, и торчит у окна, с мечтательным видом, будто поджидает кого-то.
Адриенна вздрагивает.
— Но вот уже три дня, как он здесь, а ведь никогда так надолго не задерживался. И ни шагу из своей комнаты! Попросил меня оставлять поднос у двери, снаружи, а сам почти ничего не ест. Надеюсь, он не болен…
И мадам Гула осеклась, испугавшись, не сказала ли чего лишнего.
— А вы-то хоть приличная женщина? Я у себя в пансионе держу только таких, знаете ли…
— Не волнуйтесь, — отвечает Адриенна, с ходу придумав объяснение. — Я его сестра.
— Ах вот оно как! — облегченно вздыхает хозяйка. — То-то я смотрю, вы с ним похожи!
И она указывает на узкую лесенку напротив входной двери.
— Поднимайтесь сами: третий этаж, номер 16, дверь справа.
— Благодарю вас, мадам.
Адриенна долго стоит перед дверью, не решаясь войти. Ее обуревают сомнения. Верную ли дорогу она выбрала? Действительно ли он наступил — этот миг, которого она так истово ждала целых двадцать пять лет? Или же это новая иллюзия, очередная насмешка судьбы? Но Адриенна Бурже никогда не отступает. И, не раздумывая, без стука она входит в комнату.
Первое, что ее поражает, это запах. Едкий запах табачного дыма, к которому примешиваются другие, столь же неприятные, — алкоголя и немытого мужского тела.
В комнате так темно (ставни закрыты, лампы погашены), что ее глаза только через несколько минут начинают что-то различать во мраке.
И она видит его.
Вернее, сперва она видит огонек его сигареты, слабый, как мерцание светлячка в сумерках; затем различает его силуэт — он полулежит в большом кресле, вокруг валяются пустые бутылки.
Это зрелище внушает ей страх: она уже раскаивается в том, что пришла сюда; не лучше ли было бы сохранить сожаление о прошлом, печаль, ту волшебную сокровищницу воспоминаний, которые до сих пор помогали ей жить?! А теперь уже поздно: Адриенна слишком далеко зашла. И перед ней совсем другой Эйфель — слабый, поверженный, взлохмаченный, с тусклым взглядом, который она наконец поймала в полутьме.
— Гюстав, — шепчет она дрожащим голосом.
В ответ раздается горький смешок.
— Ты все-таки пришла. Ну, хорошо…
Он пытается встать на ноги, но не может. Адриенна видит, как он с трудом выбирается из кресла и тут же падает обратно.
Чиркнув спичкой, он зажигает погасшую сигарету. Мгновенная вспышка освещает его измученное лицо, но Адриенна успела разглядеть еще и другое — кротость его взгляда, в котором сквозит радость от того, что она здесь, и горечь всех этих долгих лет, прошедших в разлуке.
— Видишь, я не забыла адрес, — говорит она, стараясь, чтобы ее слова звучали весело. Потом опускается перед ним на колени: — У меня это заняло целый год…
Гюстав хмурится и качает головой:
— Нет, Адриенна. Ты должна была прийти двадцать пять лет назад…
Адриенна пытается ответить, но слезы мешают ей говорить.
ГЛАВА 33
Бордо, 1860
Не думать. Не пытаться понять. Дышать глубже. Заставить себя бежать, не спотыкаясь. И главное: избавиться. Избавиться от этой касты, от этих людей, от их чванства и глупости. А, впрочем, что такое она сама, неужели она заслуживает лучшего? И чем же именно? Она ведь такая же богатая, респектабельная мещанка, как ее отец. И проведет свой век, год за годом, постепенно увядая, как ее мать, в этой скучной и сытой мещанской жизни. Задыхаясь от строгих правил и принципов, изнывая от скуки на местных празднествах и на тоскливых обедах со знатными персонами и дорогими винами, погружаясь в это провинциальное болото, такое же гиблое, как глубинные воды Гаронны… Нет, никогда! Но чтобы избавиться от этого, нужно бежать — бежать к парковой ограде, последнему препятствию на пути к свободе.