Гюстав убеждал ее, что время терпит и можно немного подождать; что в этой тайной любви есть свое юношеское очарование, магия тайны. Но Адриенна твердо решила: это будет сегодня.
И вот она сидит у горящего камина, в просторной гостиной, где уже царит темнота, которую едва разгоняют языки пламени.
Теперь она оглядывает эту большую комнату с удивлением, словно впервые видит. Всё ей кажется громоздким, безвкусным, вычурным. Как она могла жить столько лет среди этого уродства? И находить в нем красоту, считать идеальным, радоваться ему? Эти стены стали для нее чужими. Она смотрит на них, как на театральную декорацию. Но Адриенна больше не желает играть в этой пьесе, где она целых двадцать шесть лет прозябала между двумя актами. Теперь она вырвется в реальную жизнь. Адриенна вспоминает лицо Гюстава, запах его тела, уверенную силу его движений, непреклонную волю, отличающую его характер, и ее удобное буржуазное прозябание кажется ей жестокой насмешкой судьбы.
— Прощай, Адриенна! — напевает она, бросая в огонь найденную в ящике фотографию, на которой она сидит рядом с Антуаном.
В глубине души она понимает, что это бесполезная жестокость. Антуан давно уже умер для нее, они живут бок о бок, как чужие; он проводит ночи в «Ле Шабанэ» или у одной из своих поклонниц — дешевки, которой нравится его остроумие, а пуще того его кошелек. И все же ей приятно видеть, как лицо ее супруга на фотографии вздувается, теряет форму, чернеет и, превратившись в какой-то безобразный пузырь, рассыпается в прах. Впрочем, та же судьба постигает и ее собственное лицо на раскаленных углях камина. Но Адриенна уже решилась. Саламандра избежала огня, кошка обрела новую жизнь. Осталось одно — прояснить ситуацию, то есть сказать всё вслух.
Адриенна смотрит на стенные часы: уже половина десятого, а муж до сих пор не вернулся. Ну почему он опаздывает именно тогда, когда она решила с ним объясниться?! Жизнь вечно подбрасывает такие вот ехидные сюрпризы.
Желая облегчить себе ожидание, Адриенна листает только что вышедшую книгу Жип, которая произвела фурор в светских салонах; в этот вечер ее название — «Супружеские радости» — звучит крайне иронически. Но ей удается прочесть не больше трех фраз: слова начинают танцевать перед глазами, а мысли уносят ее вдаль, к набережным Сены, к подножию башни. Она придет туда завтра вечером. И встретится с Гюставом — свободная, счастливая. Вот тогда-то все и начнется по-настоящему.
В десять входная дверь, распахнувшись, с грохотом затворяется. Адриенна вздрагивает: она задремала. Дрова в камине почти догорели. Тлеющие угли едва освещают гостиную, придавая ей вид пещеры, и, когда Антуан входит туда, яркий свет из передней больно слепит глаза.
— Надо же, ты дома!
Антуан явно удивлен, увидев жену. Пошатываясь, он идет к бару и неверной рукой открывает его.
«Он напился», — съежившись, думает Адриенна: это обстоятельство не облегчит их разговора. Пьяный Антуан может быть грубым, даже жестоким. Ей приходилось видеть, как он дает волю рукам, дерется, точно землекоп, прямо на улице, с людьми, которые не оказали ему должного уважения. И хмель пройдет нескоро, тем более что Антуан наливает себе дрожащей рукой полный стакан абсента. Плюхнувшись в кресло напротив жены, он хватает толстое полено и швыряет его в камин. Угли еще раскалены, а полено сухое, и пламя мгновенно вспыхивает снова.
И при свете этого пламени они ясно видят друг друга.
Адриенна разглядывает этого мужчину с искаженными чертами осунувшегося лица и мутным, блуждающим взглядом пьяного. Антуан смотрит на женщину, которую больше не узнаёт, незнакомку, имеющую касательство к его жизни не больше, чем посетительница ресторана за соседним столом. О, конечно, ему следовало бороться за нее, но у него не хватило сил. Он не хотел верить сплетням. Он позволил ей делать что угодно, говорить что угодно. Он и сам пользовался независимостью, предоставив Адриенне право жить своей жизнью, выбирать себе приятельниц, ходить, куда вздумается. Но теперь, когда от него прячут глаза, когда вокруг все чаще звучат намеки, когда его награждают позорными прозвищами, все изменилось. Увы, в те минуты, когда Антуан де Рестак остается лицом к лицу со своей супругой, его сковывает нечто похожее на боязливое почтение. Он всегда испытывал это чувство в ее присутствии, и теперь оно осталось последним свидетельством искренней любви, которую он питал к ней в первое время после женитьбы.
— Надеюсь, ты хорошо провела день? — спрашивает он, с трудом выговаривая слова; абсент обжег ему язык.