- Но они хотят строить ее вечно! - закричал отчаявшийся Режан.
- Это не преступление!.. Всего хорошего, господин директор!
Впрочем, на следующий день двойное кольцо полиции все же появилось вокруг строительства. Однако Огюст Режан не смог бы точно сказать, кого и от кого она собиралась охранять, и поделился своими затруднениями с женой.
- Ты все-таки удивительно несообразителен, дорогой! - рассмеялась мадам Режан. - Ты забыл, что имеешь дело с французами!
Огюст Режан понял намек, и на другой день к строительству привезли жен, невест и любовниц строителей, засевших на башне. Целый лень несчастные женщины бродили вокруг забора, выкликая имена своих избранников, но вопреки догадке мадам Режан ни один из них не вышел за ворота.
Тем временем по просьбе Режана несколько инженеров просмотрели проект Александра Эйфеля еще раз и сообщили такое, от чего директор пришел в ужас.
Инженер Эйфель спроектировал башню так, что ее _можно было строить вечно_! Четыре мощные лапы, на которые опиралась башня, прочно вцепившиеся в бетонный фундамент, могли выдержать вес, во много раз превышающий вес башни, даже если ее верхушка скроется за облаками. А стремительные линии, образовавшие ее контур, могли быть продолжены до бесконечности: прочерченные по логарифмическому закону, они никогда не должны были сойтись в одной точке...
Да, было от чего прийти в ужас мсье Режану!..
Тут рассказчик опять сделал паузу, не спеша достал из кармана пачку "Голуаз", закурил, затянулся...
- И все же, - поторопил я его, - строительство было закончено в срок?
- О да, разумеется! Выход был найден...
Огюст Режан не спал уже вторую ночь. Он сидел в своем кабинете, окна которого выходили на злополучную стройку. В черноте ночи башня сияла огнями и в своей ажурности казалась чем-то нереальным. Она достигла почти трехсотметровой отметки, и Режан понял вдруг, почему многие критики проекта называли башню Вавилонской. Похоже было. однако, что на этот раз небо не намерено вмешиваться в дела смертных. И тогда Режана осенило: он должен сделать то, что три тысячи лет назад сделал господь!
Утром, надев фрак, он отправился в Елисейский дворец. Трудно сказать, в чем он говорил с президентом, какие аргументы приводил. Видимо, речь шла о поставленном на карту национальном престиже, об опасности хаоса, о невозможности допустить такой прецедент, - но только в три часа дня на площадь перед башней выкатилась батарея полевых орудий, и Огюст Режан отправил посыльного передать рабочим, что откроет по башне огонь, если к шести часам они не очистят строительство.
В половине шестого ворота, неделю бывшие на запоре, со скрипом распахнулись, и показалась колонна рабочих. Впереди выступал инженер Эйфель. Черные, исхудавшие, они брели, как моряки, только что затопившие свой корабль.
Рабочие медленно разбрелись в разные стороны, а Эйфель подошел к Огюсту Режану.
- Я не верю, что вы сделали бы это, - сказал он.
- Клянусь, что сделал бы!
- И неужели, - сказал Эйфель изумленно, - вам было бы не жаль такую красоту?
Рассказчик кончил. Некоторое время мы сидели молча.
- Эта история не просочилась в прессу, - сказал он. - На носу была Всемирная выставка, так что дело замяли. Строительство поручили другой бригаде. Она быстро соорудила верхнюю площадку, и все сделали вид, что так и было задумано. Но вот Режану не повезло. Его вынудили уйти в отставку, он уехал в провинцию и там скончался через несколько лет от апоплексического удара.
- Все это любопытно, - сказал я, - но откуда вам все это известно?
Он встал и с легким поклоном протянул мне визитную карточку: "Александр Гюстав Эйфель, инженер".