– Погодите-ка, до меня не доходит. – Я потер ладонями лицо, здоровыми ладонями – мое тело в тропиках только расцветало, это разум грозил меня покинуть. – Вас что, не смущают эти проблемы?
– Нисколько. Но я всегда была убеждена, что мое мнение верно. Есть у меня такой небольшой недостаток.
– Типичный американский недостаток.
– Возможно. Но и Фен им грешит.
– Ну тогда изъян колонизатора. И поэтому вы ввязались в эту работу, чтобы обрести собственное мнение, а потом людям придется ехать за тысячи миль и писать свои книги, если им захочется возразить вам?
Она широко улыбнулась.
– Что? – удивился я.
– Вот уже второй раз за нынешний вечер я вспоминаю об одной мелочи, о которой годами не задумывалась.
– И о чем же?
– Мой первый школьный табель. Меня не отдавали в школу до девяти лет, и в конце первой четверти родители получили вот такой комментарий учителя: “Элинор демонстрирует преувеличенную восторженность относительно собственных идей и заметный дефицит восторженности по поводу идей прочих людей, более всего – педагогов”.
Я рассмеялся.
– И когда вы первый раз об этом вспомнили?
– Почти сразу, роясь на вашем столе. Заметки, блокноты, книги – на меня сразу обрушился шквал идей, давно такого не бывало. Я уж думала, навеки утратила эту способность. Вы как будто не верите.
– Верю. Просто боюсь представить, как выглядит преувеличенная восторженность. Если то, что я наблюдаю сейчас, считается недостаточным воодушевлением.
– Если вы хоть немного похожи на Фена, то вам не понравится.
Полагаю, я совсем не похож на Фена.
Она перевела взгляд на мужа, который спал рядом крепким сном, наморщив лоб и стиснув губы, как младенец, протестующий против ложки с кашей.
– Как вы познакомились? – спросил я.
– На пароходе. После моей первой экспедиции.
– Корабельный роман. – Получилось, словно я спросил, не поспешили ли они, поэтому торопливо добавил: – Лучший вариант.
– Да. Все случилось внезапно. Я возвращалась с Соломоновых островов. Канадские туристы страшно возбудились, узнав, что я изучала туземцев в одиночку, и я потчевала их байками, а Фен затаился в тени. Я понятия не имела, кто он такой, – да и никто не знал, – но он был единственным мужчиной моего возраста и при этом не танцевал со мной. А потом ни с того ни с сего подошел за завтраком и спросил, что мне снилось накануне. И я узнала, что он изучал сновидения в племени под названием добу, а теперь направлялся в Лондон преподавать. Откровенно говоря, для меня стало большим сюрпризом, что этот черноволосый здоровяк-австралиец оказался антропологом, как и я. Мы оба возвращались из своих первых экспедиций, и нам было о чем поговорить. Он был полон задора и юмора. Все добу – шаманы, и Фен пробовал наводить на людей всякие чары и посылать им заклинания, мы с ним прятались за углом и смотрели, сработает или нет. Мы были как дети, взбудораженные внезапной встречей с другом среди всех этих скучных взрослых. Фену нравится жить с чувством мы-против-всего-мира, и первое время это завораживает. Прочие пассажиры сами собой отсеялись. Мы болтали и хохотали всю дорогу до Марселя. Два с половиной месяца. После такого действительно начинаешь думать, что хорошо знаешь человека. – Она смотрела куда-то за мое левое плечо и, кажется, не осознавала, что молчит. Я забеспокоился, не уснула ли она с открытыми глазами. Но тут глаза ожили. – Он на один семестр вернулся в Лондон, преподавать. Я отправилась в Нью-Йорк писать книгу. Через год мы поженились и приехали сюда.
Нелл совсем обессилела.
– Давайте-ка я вас уложу, – сказал я, вставая.
Сунулся в маленькую комнату, защищенную от москитов. Постель не меняли несколько недель, повсюду разбросана моя одежда. Я затолкал тряпье в ящик, который служил мне тумбочкой, застелил матрас свежими простынями, соорудив почти настоящее ложе. У меня была вполне пристойная подушка, еще из материнского дома, но перья в ней слежались от влаги, и на ощупь она была как ком глины.
За спиной раздался тихий смех. Нелл стояла за москитной сеткой, наблюдая за моими попытками взбить подушку.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Но покажите, где у вас тут уборная, если она вообще есть.
Я повел ее на улицу. В тропиках отхожее место лучше устраивать подальше от дома, у байнинг я понял это на собственном горьком опыте. Небо уже светлело, и фонарик не понадобился. Я никогда не предполагал, что уборной будет пользоваться женщина, переживал, нормально ли там внутри, и собирался проверить, прежде чем впускать ее, но она успела юркнуть вперед меня.