Мужчина, сидевший в кресле, неторопливо встал и, сделав несколько шагов, остановился прямо напротив своего нового знакомого. Теперь его взгляд скользил по лицу и фигуре собеседника, как прежде, не пропуская ни одной детали, но сейчас они не были уликами или строками обвинительного приговора. Несколько раз моргнув, он внезапно осознал себя посреди процесса... познания, и неожиданно это заставило его ощутить себя гостем на чужой территории – больше, чем за прошедшие полчаса, пока он хотел быть и оставался обвинителем.
Откинувшись на светлую стену в проеме окна, он внимательно рассматривал сидящего перед ним человека.
Высокий, худощавый, большие удлиненные кисти рук, волнистые светлые волосы, спереди легкими кольцами падающие на лоб, так что ему периодически приходилось отбрасывать их назад, коротким движением пальцев или просто тряхнув головой, зеленовато-голубые глаза, в этот момент кажущиеся почти прозрачными, и губы, слишком явно выраженные, чтобы выглядеть гармоничными.
Абсолютно непривлекательная внешность.
Вопрос, так долго терзавший его, тот, из-за которого – он только что понял – он на самом деле пришел, родился сам собой.
– Как вам это удается?
Мужчина не стал уточнять, что он имеет в виду. Вместо этого он потушил почти докуренную сигарету и, сделав приглашающий жест, переместился обратно в кресло и, дождавшись, пока его собеседник присоединится к нему, неспешно заговорил.
…
– Но, послушайте, мистер Тэррингтон…
– Бенедикт, если хотите.
– Бенедикт, – мужчина смерил его тяжелым взглядом. – Это невозможно. Я хочу сказать, – то, что вы этим занимаетесь сейчас, безотносительно того, как с этим связана Линда или кто угодно другой из ее круга, о чем я даже не хочу знать, не означает, что вам это… вы…
Человек, представившийся Бенедиктом, усмехнулся и весело посмотрел на своего собеседника.
– Мистер Эттингер… вы позволите называть вас Эдвардом?
Тот только нетерпеливо махнул рукой.
– Так вот, Эдвард, если я правильно понимаю ваш вопрос, вы хотели бы знать, является ли моя работа результатом, скажем так, вынужденного выбора или же это мое призвание, о котором я мечтал с детства?
Эдвард мрачно кивнул. По выражению его лица было видно, что, будь его воля, он использовал бы другие слова, но в целом смысл его рассуждений передан верно.
– Когда я был подростком, у меня были другие интересы, – хмыкнул Бенедикт.
Эдвард посмотрел на него вопросительно.
– Частная школа, в которой я учился, располагала к гораздо более… жестким экспериментам, – уклончиво ответил тот.
– Алкоголь? Наркотики?
– Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, – Бенедикт шевельнулся в кресле, меняя позу. – В любом случае, то, о чем я говорю, было не правилом, а исключением, хотя роль в моей жизни в определенный период сыграло значительную – не как направляющая тропинка, а как противовес, – улыбнулся он, заметив ошарашенное выражение лица своего собеседника. – Тем не менее…
– Тем не менее, не имея возможности или не желая иметь много женщин в двадцать, вы с лихвой наверстали это упущение в тридцать.
– В тридцать два, – вежливо поправил Бенедикт. – В целом, я не стал бы выстраивать такую жесткую причинно-следственную связь, но, если вам так удобнее…
– Я уже не знаю, что мне удобнее, – вздохнул Эдвард, – я просто хочу понять.
– Так или иначе, – любезно кивнув в ответ на его реплику, продолжил Бенедикт, – к началу 2009 года я оказался в ситуации, когда мне захотелось – без каких-то особых причин – стать тем, кого вы так красочно в пылу нашего разговора назвали шлюхой.
Эдвард выпрямился.
– Я вовсе не имел в виду…
– О нет, вы имели, – Бенедикт улыбнулся так лучезарно, словно словечко, брошенное Эттингером несколько минут назад, было чем-то вроде профессиональной похвалы, а не рассчитанным оскорблением. – Тем любопытнее тот факт, что вы угадали: моя работа состоит только и исключительно в том, чтобы заниматься с женщинами сексом. Другое дело – как и для чего. За этим я и создал агентство.
– Чтобы заниматься сексом безнаказанно, – не удержался Эдвард.
– В каком-то смысле, – рассмеялся Бенедикт. – Хотя, на самом деле, так всего лишь проще.