Первый из этих индикаторов был на окне, отображая три обнаруженных отпечатка Эббота, Нормана и Мелиссы: все сбитые в кучу на прозрачной поверхности. Другой ярлык указывал на отпечатки Эббота на пепельнице, а также предполагал, что мелкая трещина указывала на столкновение с другим объектом на высокой скорости.
Сообщи мне о чём-то, чего я не знаю.
Агент Джейден посмотрел на свою правую лодыжку. Ушибленный сустав был полон решимости нарушить его сон прошлой ночью, но сегодня, казалось, вёл себя лучше. Он прекратил ныть, и лишь когда Норман сильно наступал на ногу возникала боль. Теперь он был способен ходить не более, чем с лёгкой хромотой.
Джейден быстро прошёл мимо вращающихся маркеров. На маленьком пространстве было много меток УРС, и он понимал, что большинство из них будут идентифицировать превалирующий набор отпечатков пальцев Эббота. Тем не менее он кратко рассмотрел каждый по очереди.
Чёрта с два я упущу хоть какую-то деталь потенциального доказательства.
С того момента, как вчера их единственная зацепка с лёгкостью вывернулась из их хватки, он знал, что вещи стремительно выходили из под контроля: ему пришлось встать у руля ситуации. Он поклялся, что на следующий день вернётся в квартиру Эббота на Массачусетс Авеню, чтобы раздобыть нечто – что угодно, – что позволило бы им продолжить расследование.
Джейден хотел быть злым на агента Донахью за то, что та позволила Эбботу уйти. Он в самом деле всей душой хотел рассердиться, чтобы у него было что-то, что он мог бы направить на неё: более приемлемое для публичного демонстрирования чем то, что он чувствовал на самом деле.
Но он не мог быть злым — не тогда, когда она была тем единственным человеком, который занимался изучением и планированием, наведением справок, продвижением дела вперёд и ещё находил время тащить за собой его, пока он кис из-за своих собственных жалких проблем. Он скорее чувствовал себя пристыженным, чем как-то ещё.
Пора расставить всё по своим местам.
И другие – более мощные – инциденты влияли на его эмоции.
Он вспомнил… тепло, лучистый жар. Сладкий аромат проникал в самое его сердце. Эластичная кожа, прижимающаяся к нему, и совершенно по-особенному возвращающая его голод.
Мелисса покинула его квартиру прошлым вечером словно мимолётное видение: возвышенное и неуловимое. Потребовалось лишь несколько минут, чтобы Джейден осознал, какую колоссальную, неисправимую ошибку он совершил. Сбитый с толку, он уставился в даль, хватая ртом воздух, словно рыба.
Это что, случилось?
Вызванные вином безрассудство и вожделение заставили его проигнорировать стены, что он с таким трудом возводил, уступая пахтанью в груди и в процессе пожертвовав всеми расцветающими между ними двумя дружескими отношениями. И ради чего — поцелуя?
Одного глупого, торопливого, неуместного и непонятного поцелуя.
Любое уважение, которое она, возможно, испытывала к нему, за ночь исчезло бы точно также, как и она сама накануне. Не удивительно, что она с отвращением сбежала. Он потянулся к золотому древу жизни, жадно оборвал созревающие на нём блестящие, покрытые позолотой фрукты и пировал под ним до тех пор, пока сладкий нектар не побежал вниз по его челюсти. Он всё разрушил.
Мысли Нормана вновь вернулись в настоящее, когда УРС определило на книжной полке, сконструированной из дешёвой ламинированной доски, ещё одну серию отпечатков пальцев, принадлежащих Кристоферу Эбботу. Он заставил себя вынырнуть из бассейна саможаления на достаточно долгий срок, которого хватило, чтобы внимательно изучить предмет мебели, втиснутый в угол комнаты, сбоку от телевизора. Данные, как и ожидалось, не сообщили ему ничего нового.
Бросая любопытный взгляд на книги, стоящие на полке, Джейден увидел, что большинство из них было о путешествиях и истории, в твёрдой обложке.
Странно.
Эббот определённо был больше, чем просто очередным стереотипным преступником.
Зевок вырвался изо рта мужчины, когда он шёл в кухню. Излучив очередное электромагнитное гало, чтобы то просканировало комнату, он увидел, что хотя она и была местом, где царил порядок, с продуктами, набитыми в холодильник, и сухими припасами в шкафчиках, УРС отметило крошечные следы пролитой пищи на столешницах и полу. Следующая круглая метка указывала на прикреплённый к микроволновке смятый листок со списком продуктов. Он даже проверил мусорное ведро, но очевидно, оно было не так давно опустошено. Проглядывая информацию, он вновь погрузился в унылую апатию: ничего полезного в ней не было.
Когда всё пошло не так?
Это был визит к Келлену – письмо от Рейни, – и тогда сам мир сорвался с петель и захлопнул его в ловушке летаргической рутины.
Нет, глянь дальше. Ты знаешь, есть что-то большее.
Норман попробовал вернуться мыслями в прошлое. Будучи молодым профайлером ФБР, он был неудержим и несравненен, его распирало от рвения, почти граничащего с одержимостью. Он чувствовал, что занимается чем-то важным.
Господи, я действительно верил в то, что делаю мир лучшим местом.
Каждый день, что Норман усердно работал, его внутреннему взору виделось, что он становился безопаснее, будто всё человечество делало маленькие, нерешительные шажки к свету.
Но само собой, тогда, покуда ему шёл третий десяток, он был молодым человеком. Теперь, в возрасте тридцати трёх, Норман уже миновал период своего расцвета со спешкой человека, не осознающего , что он оставляет позади. Он больше не был ловким и проворным: когда он скинул шелуху своей юности, тот мальчишка превратился в кого-то немного иного, более изнурённого.
Он прекрасно понимал, что в какой-то момент что-то пошло не так. Может быть, это была просто тоска от того, что он становился старше, или от наблюдения за тем, как здоровое тело мало-помалу едва заметно увядает, или из-за того, что он столько раз скрёбся так близко от смерти, что не мог не осознавать свою собственную хрупкую смертность. Может быть, потеря невинности души и наивности — опыт, который каждый тащит на себе в течении долгих средних лет; может быть, это были те самые вещи, из-за которых мир исчерпал свой блеск. Или, возможно, это было что-то ещё.
Всё началось, вдруг ясно осознал агент, с бездушного истощающего голубого в его жизни. Часто говорят, что дождь голубой, но в действительности, Норман знал, он серый и безжалостный. УРС было имитацией голубого: синтетический цветовой обман, состоящий из электромагнитных волн и нанобайтов. А триптокаин был настолько насыщенно кобальтовым, что агент постоянно держал пузырёк надёжно спрятанным в кармане.
Он терял свой путь. Время непрестанно бежало вперёд, и он больше не был изумительным профайлером минувших годов. Истина становилась всё большей загадкой для него: дела, которые он мог раскрыть с лёгкостью несколько лет назад, теперь требовали больше умозатрат, больше времени, больше его самого. Он почти ощущал опустошенность от числа эмоциональных усилий, которые начинала требовать его работа.
Расследование дела Мастера Оригами было предостерегающим сигналом бедствия, распознавание которого он провалил. Это было более двух месяцев назад, с более чем достаточным количеством времени для обдумывания, и всё же он по-прежнему был неспособен увидеть свет. Вполне вероятно, что он даже не мог собраться с духом для того, чтобы задуматься о произошедшем.
Хотя опасности самой по себе было достаточно, безрассудное злоупотребление Джейденом как УРС, так и триптокаином усиливали риск, связанный с этим взрывоопасным делом, во сто крат.
Но чёрт, они были нужны мне!
Как иначе он мог целенаправленно продолжать действовать, прорываясь сквозь дождь и ветер, полицейское дерьмо и трупы, что всюду наблюдал.
Филадельфия была адской бездной для Нормана. Он никогда не хотел вернуться в это дьявольское место. Не единожды он был уверен, что это наконец завершилось; что его удача окончательно иссякла; что он умрёт одиноким, анонимным агентом, утрата которого никого не опечалит, что его запомнят лишь хладнокровные летописи ФБР; и всё же небольшая искра фортуны осталась, ибо каждый раз его выхватывало из манящей пасти бездны.