Смех уже давно прекратился. Медленно-медленно Норман опустил голову на руки и оставался в таком положении долгое время. Шли минуты. Мелисса начала думать, что он больше никогда с ней не заговорит. Она немного прошлась, пристально смотря на угрюмые, спартанские объекты в комнате, пытаясь разобраться, что за чертовщина сейчас происходила и в какое полымя она кинулась после огня ФБР. Внезапно резкий порыв ветра ворвался сквозь дверной проём, и Джейден обнаружил, что способен поднять голову. Его глаза выглядели даже хуже, чем раньше: покрытые красными крапинками, напоминающими кровь на слое пены. Когда он заговорил, его голос звучал сдавленно, будто бы он сдерживал слёзы:
— Буду с тобой честен, Мелисса. То, что я должен тебе сказать, не самая приятная вещь и «пережевать» это будет не просто. Но полагаю, я в достаточном долгу перед тобой, чтобы попытаться. Всё началось с очков.
Мелисса сделала глубокий вдох и приготовилась мужественно принять всё, что бы ни последовало дальше.
— Твоих очков Устройства Расширения Сознания?
— Да. Сокращённо УРС. Они были разработаны Бюро и розданы выдающимся агентам, которые, как полагалось, будут способны использовать их наилучшим образом. Я был выбран. Очки изменили мою жизнь и сделали меня лучшим агентом, чем я мог бы себе когда-либо представить, — Норман силился сжать месяцы страданий и безмолвия в одно понятное объяснение. — Но… они также позаботились о наличии нежелательных побочных эффектов у тех, кто использует их регулярно.
Мелисса подошла, чтобы сесть на кровать рядом с ним. Он воспринял это, как хороший знак, и продолжил:
— Мигрени, нервные тики, тревожность, кровотечение в особо тяжёлых случаях — фактически симптомы, сопровождающие отказ от устройства. Самое лучшее описание: это словно зависимость.
Джейден порылся в карманах. Его пальцы сомкнулись вокруг холодного, тонкого стеклянного пузырька и оставались там, крепко сжатые. Час пробил. Пришло время обнаружить то, что никогда прежде он не обнаружил бы по собственной воле. Норман знал, что если будет думать об этом слишком долго, то будет не способен это сделать. Больше не имело значения, было ли это хорошей идеей: это всё равно бы вышло наружу, напоминая неудержимый, бурный поток, плотину, что густо затянуло гнилью и плесенью, и что в конце концов прорвало бы. Ему придётся сделать это сейчас — сейчас, пока силы окончательно не покинули его. Подняв глаза, он заглянул в лицо Мелиссы, сидящей рядом с ним, и если прежде она была Фемидой, то теперь — богиней защиты и понимания, великодушной, строгой и величественной, Сехмет с львиной головой, золотой Аматэрасу или той другой, имя которой он забыл, облачённой в одеяния из солнца.
Он вынул тубу. Она нахально расположилась на ладони его руки.
— Вот что я получил от ФБР, чтобы компенсировать эффект от очков, которые также дали мне они. Это наркотик, опиат. Называется триптокаин.
Мелисса лишь неотрывно глядела. Он ощутил короткую вспышку жалости к ней, а после задался вопросом: «Почему?». Джейден хотел продолжить говорить. Теперь, когда он заговорил, ему хотелось рассказать всё это.
— Я принимаю его путём вдыхания. Это депрессант, поэтому он помогает мне «остыть» после того, как я использовал УРС слишком долго. Применяя всё вместе, возможно довольно хорошо контролировать все разнообразные побочные эффекты. Есть только одна проблема: я использую и то и другое, для меня это норма… эм, а проблемы начинают появляться, — он хихикнул украдкой. — Я немного зависим.
— От них обоих? — прошептала Мелисса.
— Разумеется. От скорости, которую дают очки, от спокойствия, которое даёт триптокаин. Может быть, они обладают совершенно противоположными эффектами, а я просто застрял посередине. Когда у меня появляется новый симптом, то в тот момент я этого просто не осознаю. Это может быть или первое, или второе. Они настолько спутались, что теперь способа разъединить их, не угробив себя в процессе, у меня нет.
Донахью посмотрела вниз на тубу в его руке, затем снова на него: немного испугано, очень любопытно, молча прося разрешения. Норман вспомнил, как она сделала то же самое с его очками, когда они впервые встретились. Сейчас казалось, что это было очень давно. Он кивнул, и она взяла триптокаин, скользнув по его ладони кончиками своих пальцев.
— Говоришь, ФБР дало тебе это?
— Да.
— Но ФБР питает отвращение к наркотикам.
— Знаю. Я не говорил, что в этом будет много смысла.
Она вернула ему тубу. Её вид заставлял его чувствовать себя нездорово, поэтому он снова положил её в карман.
— Не понимаю, — тихо сказала Мелисса. — Какое отношение это имеет к тому, что тебя преследуют?
Норман водил пальцем по узорам на постельном белье.
— Долгое время я принимал всё это, — начал он. — Принимал то, что УРС и триптокаин были лишь – может быть досадной, но необходимой – частью того, кем я являюсь, что Бюро пыталось сделать всё, что было в его силах, чтобы сократить негативные эффекты высоко-успешного устройства, не имеющего других недостатков, и у меня не было причин жаловаться. Но не так давно я стал задумываться, задаваться вопросами, и я натолкнулся на некоторые факты, которые позволили мне предположить, что проект УРС мрачнее, чем я когда-либо осмеливался вообразить. Некоторые вещи стали мне яснее. Думаю, ФБР задумало это с самого начала. Думаю, они хотели, чтобы их агенты стали зависимы от этих очков и от этого «лекарства».
Повисла тишина. Джейден не поднимал глаз, а когда Донахью заговорила, сомнение в её голосе заставило его вздрогнуть.
— Но зачем, Норман? Зачем кому бы то ни было хотеть этого?
— Беспрецедентная комбинация, даже если она точно будет иметь ужасные последствия. Ведёт к улучшению эффективности, большему количеству раскрытых дел, более счастливому правлению, лучшему общественному мнению. И раз их агенты на крючке, они вынуждены оставаться агентами, если хотят получить новую дозу. Всегда. Обратного пути нет. Стопроцентный показатель удержания человеческих ресурсов среди специальных агентов: больше никаких лишних трат на тех, кто решает уйти спустя пару лет. Похоже на то, что я был вовлечён в первоначальный пробный тест УРС и триптокаина. Может быть, его хотят распространить среди большего количества агентов в будущем. Может быть, тестирование всё ещё продолжают, чтобы посмотреть, насколько этот вариант жизнеспособен. Я просто не знаю. Как бы там ни было, это лишь часть истории. Я начал получать письма. От некоего Рейни — анонимного информатора, навроде Глубокой Глотки, моего любимого информатора. Не спрашивай меня, зачем он сделал это, потому что я просто не знаю. Но он рассказал мне о том, что исследовал вопрос и теперь обладает данными, подтверждающими то, что УРС и триптокаин в действительности были произведены, чтобы создавать из специальных агентов кого-то навроде наркоманов. Он предоставил доказательства мне – достаточно основательные доказательства, которые суд не отвергнет, – демонстрирующие то, что вышестоящие сотрудники ФБР стояли за всем этим проектом с самого начала, что они прекрасно знали, что создавали и какой ущерб оно нанесёт. Сегодня я встретился с Рейни лично, в первый раз. Мимолётом, но он сказал, что Бюро начинает что-то подозревать насчёт него и меня. Письма должны были прекратиться.
Мелисса держала руки у висков, а её локти покоились на коленях. Её глаза были закрыты, словно она погрузилась в глубокое раздумье или больше не могла выносить вида грязного мотельного номера с его унылым, истрёпанным ковром и тонкими, как бумага, стенами.
— Я просто… Мне сложно понять хоть что-то из этого. С чего бы ФБР ввязываться в это? Они должны были знать, что ничего хорошего из этого не выйдет. То есть, секретный наркотик и вызывающие привыкание очки? Что за посыл у этого?
— Мир полон ужасных людей, ведь так? Это нечто, чего нельзя избежать, независимо от того, куда ты движешься. Прежде всего, мы должны помнить об этом. Лишь потому, что ФБР — большое, уважаемое учреждение, это не означает, что оно не может быть подвержено беззаконию и порокам. Злу как-то удалось пробраться куда-то на самую верхушку иерархической лестницы и устроить там для себя милый, уютный домик, — он вздохнул, защипнув пальцами переносицу. — Или, может, эти ублюдки искренне полагали, что принимают хорошее решение. То есть, чёрт, кто-то же сбросил бомбу на Хиросиму, разве нет?