Ханна Арендт
Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла
Григорий Дашевский
ПРИМЕРНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ЗЛЕ
Вышедшая только что по-русски книга Ханны Арендт "Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме" о процессе 1961 года над "архитектором Холокоста" давно стала классикой политической мысли ХХ века. Это не "чрезвычайно дотошное исследование" Холокоста (как заявляет издательская аннотация). Арендт написала не исторический труд, а подробное, разделенное на множество случаев и примеров, рассуждение о причинах — прежде всего политических — того, почему люди отказываются слышать голос совести и смотреть в лицо действительности. Герои ее книги делятся не на палачей и жертв, а на тех, кто эти способности сохранил, и тех, кто их утратил.
Жесткий, часто саркастический тон книги, отсутствие пиетета к жертвам и резкость оценок возмутили и до сих пор возмущают многих.
Арендт пишет о немцах — "немецкое общество, состоявшее из восьмидесяти миллионов человек, так же было защищено от реальности и фактов теми же самыми средствами, тем же самообманом, ложью и глупостью, которые стали сутью его, Эйхмана, менталитета". Но так же беспощадна она и к самообману жертв и особенно к тем, кто — подобно части еврейской элиты — из «гуманных» или иных соображений поддерживал этот самообман в других.
Судя по аннотации, говорящей о "кровавой попытке тбилисских властей" и об "упорных попытках Запада «приватизировать» тему преступлений против человечности", издатели рассчитывали, что русское издание Арендт укрепит нашу защиту "от реальности и фактов", наш «самообман» и нашу «глупость». На эти расчеты можно было бы не обращать внимания (нам ведь важна книга, а не расчеты издателей), — если бы, рассчитывая превратить издание в своевременную идеологическую акцию, издатели не торопились и эта спешка не сказалась бы на качестве самого издания. Только так я могу объяснить его многочисленные странности.
В русском названии заглавие и подзаголовок почему-то поменялись местами.
Почему-то для перевода выбрано первое, 1963 года, издание книги, а не вышедшее в 1965 пересмотренное и дополненное «Постскриптумом» второе, которое с тех пор и переиздается — и является той классической книгой, которую читает весь мир.
Но главное — у перевода почему-то отсутствует редактор (указаны "главный редактор — Г.Павловский" и "ответственный за выпуск — Т.Раппопорт", но вычитка и сверка перевода в их функции явно не входила). Переводить Арендт (говорю по собственному опыту) — особенно не с ее родного немецкого, а с английского, на котором она часто выражалась неточно, — занятие медленное и непростое. А в отсутствие редактора перевод вышел не то чтобы плохой или даже неточный — а ненадежный. Дело не в том, что тут, как в любом переводе, есть ошибки (например, "радикальная разновидность" антисемитизма превращена в бессмысленный "радикальный ассортимент"), а в том, что эти ошибки искажают тон и мысль книги, искажают авторский голос. "Судьи, слишком хорошо помнящие об основах своей профессии", превращаются у переводчиков в "слишком совестливых для своей профессии" — и сама Арендт вдруг превращается в циника. Вместо "процесс начал превращаться в кровавое шоу", переводчики, путая буквальное и бранное значение слова «bloody», пишут "чертово шоу" — и жесткая оценка превращается в грубую брань.
Но главная тенденция переводческих искажений — банализация мысли Арендт. Поэтому «множественность», ключевое понятие политической философии Арендт, превращается в шаблонный и здесь бессмысленный "плюрализм мнений".
Арендт пишет: "На свете существует многое, что страшнее смерти, и эсэсовцы уж постарались, чтобы эти страшные вещи постоянно предстояли сознанию и воображению их жертв". А в русском переводе читаем: "эсэсовцы постарались, чтобы их узники испытали все вообразимые и невообразимые страдания".
Говоря о восстании в Варшавском гетто, Арендт пишет: подвиг восставших в том и состоит, что они "отказались от сравнительно легкой смерти, которую нацисты им предлагали, — перед расстрельным взводом или в газовой камере". А переводчики пишут: "отказались принять от нацистов «легкую» смерть" — и эти дешевые риторические кавычки выдают всю пропасть между их текстом и текстом Арендт.
Обиднее всего, что таких ошибок не так уж много — если бы перевод был отредактирован, то мы бы все с благодарностью им пользовались. Но в нынешнем состоянии каждый отдельный пассаж доверия не вызывает. А без такого доверия из книги можно получить только самое общее — примерное — представление об идеях Арендт. Но если издатели действительно отказались от редактуры потому, что хотели превратить русское издание в идеологическую акцию, то со своей точки зрения они поступили вполне разумно — такие акции обычно и адресованы тем, кому обо всем хватает примерных представлений.
Коммерсантъ — Weekend", № 38, 03.10.2008
Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла
«О Германия…
Слушая речи, доносящиеся из дома твоего, люди смеются, Однако при встрече с тобой они хватаются за нож…»
Впервые эта книга в сокращенном и слегка измененном виде была опубликована в виде серии статей в журнале New Yorker.
ОТ АВТОРА
Я освещала процесс Эйхмана в Иерусалиме для журнала The New Yorker, где этот отчет в несколько сокращенном виде был первоначально опубликован. Книга была написана летом и осенью 1962 года и закончена зимой во время моей работы в университете Уэсли в качестве стипендиата Центра перспективных исследований.
Моими основными источниками, естественно, были различные материалы, которые судебные власти Иерусалима направляли представителям прессы, все в виде ротапринтных копий. Ниже приводится их список:
1) Английский и немецкий переводы с иврита стенограммы процесса. Когда заседания проходили на немецком языке, я пользовалась стенограммой на немецком и сама делала перевод.
2) Перевод вступительной речи генерального прокурора на английский язык.
3) Перевод заключения окружного суда на английский язык.
4) Перевод на английский и немецкий языки апелляции защиты перед Верховным судом.
5) Перевод на английский и немецкий языки апелляционных слушаний в Верховном суде.
6) Немецкоязычный вариант распечатки магнитофонной записи предварительного допроса обвиняемого, который провела полиция Израиля.
7) Данные под присягой письменные показания шестнадцати свидетелей защиты: Эриха фон дем Бах-Зелевски, Рихарда Баера, Курта Бехера, Хорста Грелля, доктора Вильгельма Хёттля, Вальтера Хуппенкотена, Ганса Юттнера, Герберта Капплера, Германа Круми, Франца Новака, Альф-реда Иозефа Славика, доктора Макса Мертена, профессора Альфреда Зикса, доктора Эберхарда фон Таддена, доктора Эдмунда Веезенмайера и Отто Винкельмана.
8) Документы, представленные обвинением.
9) Юридические материалы, представленные генеральным прокурором.
10) Я также имела в своем распоряжении ротапринтные копии семидесяти страниц пометок, которые делал обвиняемый при подготовке к интервью с Сассеном. Обвинение представило это интервью суду, который принял его в качестве вещественного доказательства, но представителям прессы его не передавали.
Я хочу выразить свою благодарность Центру современной еврейской документации в Париже, Институту истории в Мюнхене и архиву Яд ва-Шем в Иерусалиме за их помощь и содействие.
Я много пользовалась журнальными и газетными материалами, публиковавшимися со дня поимки Эйхмана (май 1960 года) по настоящий день (январь 1963 года). Я читала и делала вырезки из следующих ежедневных и еженедельных изданий: New York Herald Tribune и New York Times:, Jerusalem Post; Jewish Chronicle (Лондон); Le Monde и LExpress (Париж); Aufbau (Нью-Йорк); Frankfurter Allgemeine Zeitung; Frankfurter Rundschau; Neue lurcher Zeitung; Rheinischer Merkur (Кельн); Der Spiegel; Suddeutsche Zeitung (Мюнхен); Die Welt и Die Zeit (Гамбург).
Представляется бессмысленным перечислять множество книг и статей, которые я прочитала при подготовке этой книги. Библиография содержит названия только тех из них, которые я в этой книге цитировала.
Ханна Арендт Нью-Йорк, февраль 1963 года
Глава Первая
«Дом справедливости»
«Бейт Хамишпат» — «Дом справедливости» — во всю глотку кричит судебный пристав, и мы вскакиваем: слова эти означают прибытие трех судей — с обнаженными головами, в черных мантиях, они появляются откуда-то сбоку и занимают свои места в верхнем ряду помоста. С обоих концов их длинного стола, пока еще пустого — в скором времени он будет завален бесчисленными книгами и более чем полутора тысячами папок с документами, — восседают стенографисты. Чуть ниже располагаются переводчики: их услуги необходимы для общения между обвиняемым или его адвокатом и судом — процесс ведется на иврите, и во всех иных ситуациях и говорящий по-немецки обвиняемый, и публика вынуждены следить за его ходом через наушники, в которые подается великолепный перевод на французский, сносный — на английский и, что невероятно комично, — совершенно невнятный перевод на немецкий язык.