— В деревню нашу вскорости вернуться обещала,
Да только ни словечечка с тех пор, как ты сбежала.
В печали одиночества идут за днями дни,
В года неотвратимые слагаются они...
И тут Эна поняла, что песню поет отнюдь не ее внутренний голос, а мужской:
— Закат дней приближается, все жду-пожду тебя,
Слезой глаза туманятся, дождусь ли я тебя?
Перед ней стоял призрак. Пальцы задрожали и чуть не соскользнули с флейты. Деклан уселся рядом с волынкой и нажал на меха. Теперь даже его сильный голос с трудом можно было различить за дивным музыкальным плачем:
— Помнишь, как сбирали мы боярышника цвет Весною той далекою, куда возврата нет?
Помнишь, как плясали рил мы в ведьминском кругу?
Так что же сталось с клятвой под каштаном на лугу?
Наверно, ты пропащая, забыла про меня,
Не даром ведь говорено, нет дыма без огня.
Вкруг озера отчаявшись в лучах златой зари Брожу в воспоминаниях счастливой той поры.
И шепот мой отчаянный волна несет волне,
Кто у меня украл тебя на чуждой стороне?
Деклан замолчал и опустил трубы волынки к своим ногам на ступеньки. Эна протянула руку и почувствовала влажное рукопожатие.
— Прости меня, — прошептала она срывающимся голосом и спрятала лицо в ладони, которые тут же сделались мокрыми, но не только от горьких слез, но и от сотканных из тумана пальцев Декпана. Он открыл ей лицо и улыбнулся. Улыбка несказанно омолодила волынщика, и Эна чуть ли не смеялась над собой — как можно было спутать его с отцом Дилана?! О нем самом она не хотела даже думать
— пусть дрожит от страха в кустах!
— В том нет твоей вины, — продолжал Деклан тихо. — Кого и винить, так меня самого и мое неуемное желание играть на волынке лучше всех в округе. Не сыграл бы я тогда в ведьминском кругу, не услышала бы меня королева. Не займи я у лепрекона денег на кольцо, не было бы долга, за который я играю теперь на ее танцах. Не отпусти я Мэгги с учителем танцев, не было бы...
Призрак замолчал и уставился в темные кусты — заметил, видать, Дилана, если раньше не видел. Однако ничего не сказал, и Эна решилась заговорить:
— Тогда не было бы этой песни.
Деклан не повернул головы, но Эна увидела, как поползли вверх уголки туманных губ.
— Ты права. Я пел ее в Нью-Россе, встречая и провожая все американские корабли в надежде, что кто-то привезет эту песню в Нью-Йорк, где ее услышит моя Мэгги, вспомнит, как любила своего волынщика, и вернется ко мне. Шли годы, но она не возвращалась...
Деклан вновь замолчал, но Эна больше не молчала. Она подалась вперед, чтобы увидеть его глаза.
— Песню услышала Эйнит, только не знала, что этот кто-то так ждет именно ее маму. Если бы Мэгги была жива, она бы непременно вернулась...
— Она не могла долго оставаться живой вдали от Изумрудного острова, — зазвенел над ними женский голос.
Эна вскинула глаза, но никого не увидела. Зато услышала мягкие шаги — к ним медленно приближалась лисица. И вот она остановилась у самого крыльца, и Эна узрела прежнюю метаморфозу — однако теперь не только морда превратилась в лицо, но и все лисье тело скинуло рыжую шерсть. На крыльцо ступила женщина, ростом не больше семилетнего ребенка, в длинном сером платье, украшенным сочным плющом от шеи до подола. Эна не сдержала возгласа восхищения — как же она похожа на мать, только моложе — будто сошла с ее свадебной фотографии. На солнце и волосы невесты отливали золотом.
Маленькая женщина присела по другую сторону от Эны и взяла ее большую руку в свои маленькие.
— Не кори ни себя, ни Дилана, который сладко спит сейчас под кустом и не знает, что мы пришли к тебе. Не кори, потому что ты сделала, что могла. Это мне следовало лучше следить за маленьким сапожником и вовремя заметить, что тот решил предать нас. Но что сделано, того не воротишь. Как не воротишь мою дочь, но я хотя бы увидела твою мать... Я гляжу на нее и вижу мою Мэгги, мою Мэгги...
Эна была уверена, что женщина-лиса сейчас разрыдается, но у той дрожал лишь голос, внешне же она оставалась абсолютно спокойной.
— Иногда я смотрю на тебя, и...
Гостья медленно повернула голову, и Эна отшатнулась от мраморной маски, которой выглядело в лунном свете лицо хозяйки норы в терновнике.
— Я пойду, пока меня не хватилась королева, — Деклан судорожными движениями спрятал в мешок волынку и поднялся с крыльца. — Был рад повидать тебя, Эйнит. Навряд ли теперь я смогу свободно разгуливать по лесу. Возможно, видимся мы в последний раз, но с тобой останется моя песня.
Эна помахала в ответ и не смогла отвести взгляда от удаляющейся сгорбленной прозрачной фигурки, пока та не слилась с тьмой ночного леса.