— Это не займет много времени, — он вновь стоял к ней лицом, но достаточно далеко, чтобы почти слиться с непроглядной тьмой. — Я отпущу тебя до рассвета. Идем со мной.
Эна мотнула головой, и ему явно не понравился ее молчаливый отказ. Он сделал шаг вперед, будто намеривался схватить Эну за свободную руку, но она успела отпрыгнуть раньше, чем его нога опустилась на землю. Он скор, но и она не промах!
— Почему ты не хочешь идти со мной? — Эйдан больше не пытался сократить между ними расстояние и теперь играл на обиженных нотках в голосе. — Ты боишься меня?
— Нет, — поспешно ответила Эна, чувствуя, как сердце молоточком стучит в ушах.
— Я же сказала, чтобы вы приходили утром. Тогда я вам с удовольствием поиграю.
— Я не могу прийти утром, я могу играть только ночью. Идем же со мной. Идем, Эйнит... Эйнит...
Слишком темно, невозможно разглядеть, где сворачивает дорога от их дома к владениям соседей и где начинается тропа, ведущая через лес к озеру. Фигура мужчины стала еще темнее, и Эна, сколь не напрягала зрение, не могла увидеть выражения его лица. Даже глаза оставались в тени, только голос выдавал злобу и напряжение.
— Эйнит, пойдем же со мной. Не вынуждай меня тащить тебя силой.
Эна хотела сглотнуть слюну, но рот оказался сух как пустыня. По спине скатилась струйка пота. Перед глазами пробежали все жуткие заголовки, которые встречались ей в Интернете. Дилан же предупреждал, что от пьяного отца лучше запирать двери. Да и сам Эйдан, уходя, просил о том же, говоря про зло, которое входит лишь в открытые двери. Будто он заранее знал, что может вернуться и потерять над собой контроль.
Что ему в действительности нужно от нее? Флейта в руке не нагрелась, а покрылась инеем. Эна вспомнила взгляд, которым он глядел на нее в спальне, и похолодела еще больше и словно вновь почувствовала его руки на своей шее... Если он сейчас схватит ее, сумеет ли она вырваться? Надо звать на помощь, но кого? Мать если и услышит, не догадается, где ее искать, а больше здесь никого нет: только она и пьяный Эйдан. Единственная ее защита — она сама.
Эна сжала свободный кулак, не уверенная, что флейтой вообще можно отбиться. Следует ее бросить, но мокрые пальцы приклеились к металлу. Оставалась одна рука и ноги. Однако чернеющая перед ней фигура была слишком большой, и Эна не уверовала в силу своих кулаков — они хороши лишь на спортивных тестах, но ей еще не приходилось тестировать их в жизни. Бежать! Надо бежать! Так учат на курсах по самообороне. Не мериться силой, а спасаться бегством. Она не закрыла дверь, а через стену сумеет перепрыгнуть, не открывая калитку. Только Эйдан тоже хорошо бегает, даже слишком, и пусть сейчас он пьян, но даст ли это ей хоть какое-то преимущество, еще неизвестно.
— Эйнит, я жду...
Его голос завораживал, и Эна почувствовала на глазах слезы. Кулак заболел, а ноги будто вросли в землю. Она не могла двинуться, а вот он спокойно сделал в ее сторону шаг. Все мысли из головы испарились. Осталась одна — поздно... Но вдруг что-то молнией метнулась к ее ногам, и Эйдан отскочил, как ошпаренный. Это что-то продолжало носиться между ними, прогоняя нападавшего все дальше и дальше. Безмолвно и безропотно Эйдан отступал в темноту, пока совсем не растворился в ней.
— Куница! — едва выдохнула Эна, когда зверек с победоносным видом вернулся к ней. Да, он стоял на дороге и его заостренная кошачья мордочка преданно глядела на нее, будто ждала вкусной награды за спасение. Только карманы Эны пустовали, да и на слова благодарности разоряться было некогда. Непроглядная тьма могла прекрасно скрывать от нее отца Дилана. Можно горько поплатиться за промедление, и Эна со всех ног кинулась к калитке, перемахнула через забор и, загребая тапками гравий, ринулась к дому. И пока она бежала, ей казалось, что позади кто-то заиграл на волынке красиво и тоскливо мотив песни Эйнит, ее песни. Он рядом! Рядом!
Дрожащими руками она повернула замок и бросилась проверять, заперта ли дверь в сад. Казалось, она металась со скоростью куницы и научилась, как лесной зверь, видеть в темноте, потому что, лишь проверив все окна и двери, она сумела перевести дыхание и зажечь свет, хотя туг же погасила, чтобы через незашторенные окна сосед, если он все же не ушел, не смог увидеть ее силуэта.
Сердце билось в горле и проглотить его обратно никак не удавалось. Она прислушивалась, но больше не слышала звуков волынки. На столе осталась недопитая бутылка с минеральной водой, и пусть выдохшиеся газы сделали воду горьковато-невкусной, Эну сейчас это никак не волновало. Нужно было хоть чем-то освежить пересохший от страха рот.