— Она не сможет без распевки взять так высоко, — прошептала Эна, чувствуя, как на глазах навернулись слезы. — Она вообще не сможет спеть. Она не пела полгода.
Эна почувствовала, как Дилан крепко сжал под столом ее пальцы.
— Брось. Мы все здесь ни петь, ни играть не умеем.
— Вы, может, и нет, а моя мать умеет. Умела, — тут же добавила Эна, нервно облизнув губы.
И вот мать вступила с верной ноты. В пабе даже мухи, если и залетели погостить, смолкли.
— Славен наш край в тучи, в дождь затяжной,
И улыбкою солнца на друга похож,
Здесь пожатия рук поцелуям сродни,
Отыскать не пытайся милей стороны.
Дилан сжал пальцы Эны еще сильнее. Она слушала мать, этот странный чистый голос. Без софитов бледное лицо певицы осветилось внутренним светом. Эна тоже вспыхнула, только красным. Ей не было стыдно за мать, ей овладела непонятная обида: как же легко мать поддалась на уговоры постороннего мужчины, игнорируя просьбы отца отвлечься от скорби по сыну. В ушах Эны продолжали звучать брошенные сквозь слезы слова матери о том, что она больше никогда не будет петь.
В марте врачи отсчитывали последние дни Джеймса. Они всей семьей не покидали больницу. И вот матери неожиданно позвонили и попросили вечером подменить актрису в мюзикле, в котором та раньше играла. Обменявшись с мужем взглядами, Лора согласилась и собиралась вернуться в больницу к полуночи. Эна поехала с матерью. В антракте она включила телефон и прочитала текстовое сообщение от отца: «Твой брат умер. Не говори матери». Она не сказала. Не разрыдалась. Только остекленевшими глазами глядела на сцену. Мать не сфальшивила ни разу, хотя почти год не была на репетициях.
Ожидая ее после спектакля, Эна сидела в пустом холле и давилась шоколадкой, чтобы не разреветься. Молчание давалось тяжело. Она набрала телефон лучшего друга брата — Сабаша, разбудила его, но тот готов был приехать и отвезти их в больницу. Эна отказалась. Она пообещала ему не плакать ради Джеймса. Мать не узнает. Мать спокойно доведет машину до больницы. Она говорила, чувствуя, как слеза медленно скатывается по щеке, но она застряла на середине и, когда Эна выключила телефон, высохла окончательно. Эна обещала отцу быть сильной ради матери и будет сильной даже сейчас в душном пабе, несмотря на подступившие слезы. Только она не может слышать голоса матери. Не хочет!
— Пусть польются те песни, где ритм и слова Из мечтаний рождались, как вьют кружева.
Ну, а танца старинного пусть красота Сердца наши и души сроднит навсегда.
Как бы нас не кидала по миру судьба,
Все мы держимся вместе во имя добра,
И несутся, как листья по ветру, легко Мелодии дома, пусть дом далеко.
Эна отломила еще кусочек хлеба и бросилась к выходу под звуки затихающей музыки и шум возрастающих оваций. Она хлопнула дверью и, отбежав несколько ярдов от здания, замерла. На тротуаре сидела куница. Эна поманила зверька хлебом, и тот покорно подошел за гостинцем. Только схватив добычу, тут же кинулся прочь.
— Обалдеть! В городе!
Это Дилан спугнул куницу. Следом выскочил и Малакай.
— Твоя мать была великолепна. Ты чего?
— Не люблю «Риверданс», попса, — бросила сквозь зубы Эна.
— Ну, а есть будешь?
Эна не ответила.
— Лучше вернись, пока Эйдан не подумал, что мы тебя обидели.
Малакай говорил через улыбку, но Эна видела, что улыбка была искусственной. Шмыгнув носом, она пошла вверх по улице обратно к пабу. Парни двинулись следом за ней.
Глава 18
— У вас в Ирландии все водят, как сумасшедшие?!
Эна выскочила из машины слишком быстро, и Дилан вновь, как и подле церкви, не успел подать руки. Да она бы ее и не заметила с непривычки. Малакай захлопнул водительскую дверь и, сложив руки на крыше машины, опустил подбородок поверх пальцев. Выглядел он немного озадаченным, и в голосе Эна услышала неприкрытую обиду:
— Отец никогда не говорил, что я плохо вожу.
— Если он водит, как отец Дилана, то я не удивлена, что его в твоем вождении все устраивает!
Эна выплеснула эмоции раньше, чем краем глаза заметила, как потупился Дилан. То ли отказ от его джентльменства так расстроил парня, то ли упоминание отца. Впрочем, Малакай решил проблему проще: открыл калитку, ведущую к длинному серому строению, похожему на обычный фермерский коттедж. Только торчащая из одного окна лошадиная морда наглядно демонстрировала предназначение дома. По левую руку простиралась огромная пустующая арена со сложенными по краям разноцветными барьерами. Малакай постучал по деревянному забору и напомнил про предложение присоединиться к нему для покраски. Эна промолчала, сделав вид, что рассматривает лошадь.