— Воспитывай свою дочь, как хочешь, но не смей указывать мне, как воспитывать сына.
Голос Эйдана был едва различим, зато удар входной двери сотряс весь дом.
— Мам, что случилось?
Эна выждала минуту, чтобы спуститься вниз, не выдав себя. Всю эту минуту мать простояла, вперив взгляд в захлопнувшуюся дверь.
— Я позволила себе лишнее. Так не говорят с соседями. Ты заразила меня своей злостью.
Голос матери был мертвенно-спокойным, и Эне захотелось крикнуть, что это Эйдан наговорил ворох непотребностей, но признание в подслушивании могло вывести мать из равновесия куда больше глупой ссоры с соседом.
— Как много ты услышала?
Мать едва повернула к лестнице голову. Эна вспыхнула — ее не могли заметить. Как мать догадалась?
— Он говорил слишком громко, — ответила мать на незаданный вопрос. — Что ты слышала из разговора?
— А что я должна была услышать? — начала издалека Эна. — Я поняла, что вы поругались из-за Дилана, но Эйдан действительно дал ему при мне пощечину. Да такую, что Дилан едва на ногах устоял. Он сказал, что отец не бьет его, но я ему не верю!
Эна не заметила, как перешла на крик. Мать молча указала ей на диван. Эна осторожно обогнула ее и уселась на самый край.
— Мы говорили про этого мальчика с лошадьми. Ты слышала, что Эйдан сказал мне?
— Думаю, то же, что он сказал мне у церкви. То, что я должна держаться от Малакая подальше.
— Только это? Он не сказал тебе, что прежняя девушка Малакая забеременела, и его отец оплатил ей поездку в Англию, чтобы сделать аборт, потому что здесь это тихо сделать нельзя. Сказал?
— Кто? Малакай или Эйдан? Кто из них должен был мне это сказать?
Эна вцепилась в дрожащие коленки и уставилась на сцепленные в замок руки матери, опустившейся в кресло. Она не хотела смотреть ей в глаза. Разговор с Эйданом казался цветочками по сравнение с тем, что сейчас выдаст мать.
— Я ничего не знаю про это. С какой стати Малакай должен рассказывать мне про свою девушку? Я видела его дважды, и оба раза он был просто другом Дилана.
Слова вылетали одно за другим без паузы для вдоха. Она боялась, что если мать откроет рот, то она уже не сумеет вставить и междометия.
— Я сказала Эйдану, что прекрасно разбираюсь в парнях и могу, если надо, постоять за себя. Но, мам, Малакай не такой, как он говорит, не такой...
— Что значит, не такой? — Мать в конце концов оборвала дочь на полуслове. — Эйдан сказал, что это лишь его догадки. Или Дилан рассказал тебе что-то большее?
— Мама! — Эна вскочила на ноги, но осталась у дивана. — Дилан не сплетник, и с какой стати он должен мне говорить про роман своего приятеля? И Малакай нормальный. Понимаешь, нормальный! Он прямо спросил меня, если я буду выбирать между ним и Диланом, кого я выберу? Я ответила, что мне никто не нужен. Все. Точка. Он больше и словом не заикнется об отношениях со мной. Я сказала ему, что у меня есть парень. Чего Эйдан боится, не было и не будет. Но не потому, что мистер Фэйерсфилд мне запретил, а потому, что мне не нравится ни Малакай, ни его сын.
Эна замолчала и взглянула на мать, удивленная, что та не предприняла и попытки перебить ее. Она выглядела уставшей, бледной и прятала подбородок в ворот кофты, хотя сама Эна не чувствовала холода.
— Я была для тебя плохой матерью последний год, — Неимоверная горечь оттенила материнский шепот. — Я даже не заметила, что ты с кем-то встречаешься.
— Я ни с кем не встречаюсь, — так же тихо отозвалась Эна. — Я наврала Малакаю, чтобы тот отстал от меня и не поссорился с Диланом. Я сказала, что это Сабаш.
— Сабаш? Шутишь?
— Конечно, шучу! Мам, не делай такое лицо. И, уверена, он не обидится на мою ложь. К тому же, у меня не было на телефоне другой фотографии.
— Ты ему нравишься?
Вопросы матери звучали слишком отрывисто, словно она теряла дыхание с каждым взмахом ресниц. Она непрерывно моргала и в итоге прижала пальцем дрожащее нижнее веко.
— Не подумай, что я имею что-то против Сабаша. Если он тебе нравится...
— Мам, успокойся, — Эна села обратно на диван и вновь сжала колени. — Это была шутка. И, — она резко протянула к матери руку. — Обещаю, я скажу тебе первой, если мне кто-то понравится.
Мать сжала руку дочери, но тут же отпустила, чтобы подняться из кресла.
— Я подогрею чай.
И слишком быстро прошла в кухню, видно боясь расплакаться. Эна услышала, как хлопнула дверца шкафа. Мать спешила принять успокоительное. Отлично. Значит, сейчас она ляжет спать и избавит дочь от нравоучительной беседы. Хватило Эйдана. Теперь понятно, чего он набросился на сына. Наверное, ему претит сама мысль, что сын вырос и ему могут нравиться девушки.