Лунный свет дарил кустам четкие силуэты, лишая Эйдана возможности укрыться в них, и все равно по телу пробегала неприятная дрожь, но Эна твердо решила дождаться Малакая на улице.
Для видимого спокойствия она вжалась спиной в каменную стену. В шуме листвы, приносимом короткими порывами ветра, ей слышались отголоски крадущихся шагов. Эна, затравленно оглядывалась, но не покидала пост. Но пару раз все же тихо позвала Дилана по имени, хотя и убеждала себя, что рядом никого нет, и уж тем более его.
Однако необъяснимая тревога росла с каждой секундой, и Эна почти бегом вернулась домой, но осталась у окна, присев на подлокотник кресла. Кошка запрыгнула ей на колени и тоже уставилась в окно, будто понимала, для чего они тут сидят. Лошадь не возвращалась. Зато перезвонил Малакай.
— Лошадь не вернулась? — И получив отрицательный ответ, сказал, что сейчас приедет.
Эна укуталась в плед, как в вечер проводов отца, и, сунув грязные ноги в сапоги, вернулась к калитке. Кошка осталась сидеть на пороге. Малакай вел машину предельно медленно, то ли стараясь меньше шуметь, то ли высматривая сбежавшее животное. Он заглушил мотор и тихо прикрыл дверь.
— Чего ты мерзнешь?
Впопыхах одетая футболка наполовину торчала из-под свитера, но внешний вид парня не особо заботил. Он без спроса подхватил край пледа и накинул его вторым слоем на плечи Эны, настойчиво толкая к дому.
— А она что тут делает? — замер он на середине дорожки, заметив кошку.
Кошка тоже не обрадовалась встрече. Ощетинилась, но с места не двинулась, преграждая им путь.
— Пришла, — передернула плечами Эна, стараясь скинуть руку Малакая, но парень упрямо вел ее вперед, и кошке пришлось уступить им дорогу, шмыгнув в темноту дома.
— Мне показалось, что лошадь оседлана, — начала Эна, когда Малакай тихо прикрыл дверь.
— Мать спит? — спросил он вместо ответа.
Эна кивнула и сказала, что ее на таблетках не добудишься. Малакай молча разулся и на цыпочках прошел в кухню, явно собираясь приготовить им чай. Какие они оба хозяйственные в чужих домах! — поразилась Эна, а потом подумала, что Малакай мог играть в пустующем доме вместе с Диланом, и даже... От последней догадки Эну передернуло. Да, Малакай мог приводить сюда Эйлин, а теперь... Теперь он от нее откупался крупными купюрами. Или же оставил чаевые за то, что девушка ничего не сказала ей про их связь.
Конспираторы чертовы! — кричал внутренний голос, но
Эна продолжала вести себя невозмутимо. Она сама позвонила ему, и он бросился среди ночи на поиски лошади. Только отчего прекратил их у них на кухне?
— Ты нашел лошадь?
Малакай проигнорировал вопрос, и пришлось повторить его трижды прежде, чем он обернулся.
— Эна, давай спокойно попьем чаю.
Она пожала плечами и села на стул в ожидании, когда же вскипит чайник. Все это время они молчали, но она видела, что Малакай покусывает губы. Наконец пар от полной чашки достиг ее лица, и Малакай со второй уселся рядом, придвинув свой стул почти что вплотную к ее стулу. Подобного Дилан себе не позволял! Но Эна не успела отодвинуться, потому что Малакай заговорил.
— Все лошади в конюшне. Ты уверена, что она тебе не приснилась?
— Уверена, — Эна выгнула спину, будто для фотографии. — Я видела ее из окна, а потом на улице. Она даже...
И тут Эна замолчала, не став упоминать про наездника, которого она видела не каждый раз. Неужели...
— Эна, все лошади в конюшне, — повторил Малакай теперь совсем тихо. — Я действительно их проверил. Пожалуйста, скажи матери, что ты решила вдруг пойти в школу. Я отвезу тебя завтра к врачу. Пожалуйста!
Он продолжал шептать, но в голосе его чувствовалась командная сила.
— Раз все лошади на месте, то эта действительно мне приснилась. Мне здесь снятся очень явственные сны. Убери руку! — Пальцы Малакая незаметно скользнули ей в волосы, и она чуть не вскрикнула, когда он попытался расправить на затылке прилипшие к корочке пряди. — Убери руку, — повторила она громче.
— Поехали к врачу. Это рядом со школой. Я заплачу наличными. Никто ничего не узнает.
Его лицо оказалось совсем рядом, и Эна отшатнулась, непроизвольно выставив вперед руки. Слова резанули слух. Перед глазами встало каменное лицо Эйлин, с которым девушка обслуживала их столик.
— В деревне ничего нельзя утаить, — сказала Эна жестко, и теперь отшатнулся Малакай, и даже отодвинул стул на середину кухни, где остался недвижим, сложив на груди руки.
— Знал, что он все расскажет, и теперь ты считаешь меня козлом, а я не такой... Я совершил ошибку, но только одну — поверил в безопасные дни. Потом все вышло из-под моего контроля. Я почти выбил для нашей команды соревнования в Англии и уговорил отца оплатить билеты команде поддержки. Никто бы ничего не узнал, но Эйлин решила исповедаться, будто бы возможно получить благословение на аборт. Отец Конвей, конечно же, тут же пошел к ее матери. Та пошла к моему отцу. Я не отрицал ответственности, нам просто не нужен был ребенок так рано. В итоге мне сказали, что если я заговорю с Эйлин еще хоть один раз, я никогда больше не увижу лошадей.