— И ты выбрал лошадей?
— У меня не было выбора. Она все испортила. Отец назвал ее охотницей за деньгами. Сказал, что та специально забеременела и не собиралась делать никакой аборт. Нес чушь про то, что ее мать надоумила... — Малакай неожиданно спрятал лицо в ладони и затряс головой. — Иногда кажется, что наши родители сумасшедшие.
— А мне кажется, что ты просто трус! — сказала Эна с вызовом и отодвинула чашку, будто Малакай налил ей вместо чая отраву.
— Легка на выводы! — он глядел на нее в упор суженными злобой глазами. — Я сделал все, что было в моих силах. Я не собираюсь из-за девчонки рисковать своей карьерой. А Эйлин все равно сделала аборт, только стала посмешищем и потеряла меня.
Малакай пододвинул кружку к ней обратно, но наткнулся на руку Эны.
— Мне жалко ее, очень. И мне было больно, веришь ты или нет. Но теперь все в прошлом. Эйлин перечеркнула наши отношения, вмешав Бога и родителей. Я не хотел, чтобы ты знала про это, но лучше узнай все от меня, чем от сказочника Эйдана. Твоя мать теперь меня и на порог, наверное, не пустит.
— Причем тут мать? — Эна сумела вновь отодвинуть чашку. — Я ответила на твой вопрос, еще не зная подробностей. Я не собираюсь с тобой встречаться. Если твои драгоценные лошади в порядке, то уходи.
Эна встала и быстро прошла в гостиную, где продолжала гореть лампа, и Малакай усмехнулся, глядя на часы.
— С весны стоят.
— Значит, ты тоже здесь бывал?
Эна приняла подтверждение своей догадки как должное.
— Ваш дом находится между нашими. Пока не было машины, я брал велосипед, а Дилан просто прибегал сюда.
— И кто еще? — Эне самой не понравился прозвучавший в голосе вызов, но злость лезла вперед, топча все остальные чувства.
— Больше никто, — Малакай прекрасно понял вопрос, но, кажется, не соврал. — Обещаешь позвонить, если вновь тебе что-нибудь привидится?
— Я позвоню Дилану. Он добежит быстрее. Они с Эйданом прекрасные бегуны.
— А часы пробовали починить? — Малакай будто искал тему, чтобы остаться.
— Отец чинил, — усмехнулась Эна. — Дилан чинил. Оба раза стрелки застревали на этих чертовых цифрах. Теперь, как сказала мать, у нас в доме всегда будет четверть шестого.
Эна аж выплюнула последнее слово.
— Ну и что? Нормальное время. А не нравится, представь, сколько у вас там в Калифорнии сейчас.
— Четверть десятого, — без заминки выпалила Эна, потому что приноровилась уже к простому вычитанию, чтобы представить, чем в данный момент может быть занят отец. И тут же ахнула, закрыв рот ладонью.
— Эй, тебе плохо?
Эна даже пошатнулась, и Малакай, удержав ее от падения, усадил на диван.
— Эна, эй?
— Только бы мать не посчитала...
— Да что такое?
— В это время умер мой брат.
— Прости, — Малакай убрал руки и сел в соседнее кресло.
— Ты собирался уходить, — напомнила Эна, продолжая думать про часы.
— А ты меня все еще гонишь?
— А тебе завтра не в школу?
— Даже если так... Ты же еще не спишь и чай не выпит и...
— «И» никаких не будет! — вскочила на ноги Эна и указала на дверь. — УУсоди!
— Уйду, но ты все же согласись сходить к врачу.
— Со мной все нормально. Лошадь была достаточно красивой. Я не жалею, что увидела ее. И еще я видела маленьких музыкантов в красном на стене форта... И со мной дружит куница.
— И кошка, — усмехнулся Малакай у двери, но не отворил, решив не тревожить животное, восседавшее на половичке. — Эта рыжая не хочет, чтобы я уходил.
— Ага, размечтался! Может, она не хочет кого-то впустить...
Последнее слово Эна выговорила едва слышно, потому что отчетливо услышала чьи-то уверенные шаги по гравию дорожки.
— Там кто-то есть.
Эна подскочила к Малакаю и оттащила от двери. Ручка шевельнулась и замерла, будто сам гость замер, потому что услышал голоса. Эна знала, что дверь отперта, и сердце подпрыгнула к самому горлу. Ни Дилану, ни тем более Эйдану она не объяснит, что здесь среди ночи делает Малакай. Ни один, ни другой не поверят правде. Однако если приход Дилана она еще могла объяснить, то появление Эйдана заставило кровь закипеть. Он явно приметил машину Малакая, только отчего явился так поздно? А если не знал про ночного гостя, то что вновь искал в их саду в такой час?