Штаны к траве приклеились, а язык к зубам, которые даже постукивать начали в ритм молоточка. Дятел собственной персоной... Руки мокрые стали, и кольцо с пальца в траву скользнуло.
— Растяпа ты, Эйнит Долвей.
Сапожник отложил молоточек, и опа — у кольца будто крылышки выросли, и оно само порхнуло на ладонь человечка.
— Оно твое, — то ли вопросительно, то ли утвердительно выдавила из себя Эна, но человечек покачал головой, и кольцо со звоном упало на вспотевшую ладонь Эны.
— Я просто полюбопытствовал, Эйнит Долвей. Чужого не беру, но и своего не отдам, так что можешь не пялиться на меня. Захочу и исчезну. Не поймаешь!
— А я не пялюсь...
Только глаза прикрыть не смогла. Взгляд будто приклеился к забавной веснушке на носу. У Малакая такая же. Да бороду налепи, один в один будет. Может, снова глюк. Может, они все так ее достали, что в сказочных персонажей преобразились... Вот бы глаза закрыть и проснуться в своей кровати под лоскутным покрывалом. Без всяких там фейри и лепреконов. Кем бы этому чучелу еще быть, если не хранителем горшка с золотом. Вот и дождь будет, а с ним и радуга, а в конце нее золото...
— Нету меня никакого золота, — будто читая ее мысли, затараторил человечек. — Не видишь, борода даже не выросла. Дай сюда ногу!
О, как! Даже закричал, а она сразу подчинилась, да успела отдернуть ногу, когда цепкие маленькие ручонки потянулись к ней. Что там Деклан говорил: берегись Малакая? Не знает он никакого Малакая, зато знает того, кто на него уж очень смахивает. И с каких таких пор лепреконы башмаки на кроссовки сменили?
— С шестидесятых, когда я родился. Надо же интегрироваться в ваше общество...
— лепрекон запнулся трижды, но все же выговорил трудное слово. — Дай ногу, говорю!
Ага, злится! Посмотрим, кто кого перехитрит! Сейчас еще золотую кандалу наденет и к королеве фейри притащит! Глаза щурит, подлец!
— Примерить обувку следует сначала.
— Мне на десять размеров больше надо!
— Ну так дай мерку снять.
— А ты на глазок прикинь.
— А если ошибусь...
И Эна еле успела ногу поднять и пнуть лепрекона в живот, когда он почти поймал ее. Бедный человечек в дальние кусты улетел, а она за ногу схватилась. Из стопы торчало шило! Сейчас она сознание потеряет и окажется в их мире!
— Ну и дура же ты, Эйнит Долвей!
Лепрекон уперся одной рукой ей в ногу, а другой потащил шило на себя. И теперь уже с шилом в руке лежал на спине по другую сторону от нее. Но через мгновение вновь запрыгал рядом и заткнул рану золотой кожей.
— Не учили тебя, что ли, кровью тропинку к себе не метить?
Эна замерла, или нога просто в лепреконовых руках окаменела. Да, да, Эйдан просил ее не раниться... Но она уже окропила священный форт, рухнув со стены.
— Дуй отсюда, покуда вороны нас не засекли, — голос лепрекона утратил смех, даже глухим стал. — Уши открой, Эйнит Долвей. Я с тобой, кажется, по-английски разговариваю, честь оказываю... Дуй! Я к тебе в полночь приду.
— Зачем? — Эна подтянула к носу больную ногу.
— Вот в полночь и узнаешь, — вновь смеялся лепрекон. — Только не забудь чашку с молоком оставить на крыльце. Это наш условный знак будет, что мать твоя спит, и ты одна. Проваливай, Эйнит Долвей! Проваливай! Живо!
Живо не особо получалось босиком да с больной ногой. Кроссовки она на ходу за шнурки связала и на шею накинула, а свободными руками каждую секунду лепреконовский пластырь проверяла, и как до дома допрыгала, так нога болеть перестала, но отодрать золотой лоскутик не получилось, сколько она ни старалась подцепить его то с одной, то с другой стороны.
— Эна, что ты там ковыряешь?
Эна успела натянуть кроссовок на пальцы и теперь судорожно развязывала шнурки, стянутые почти что морским узлом.
— Траву стряхивала! — выдала она, опасливо озираясь на мать.
В садовых перчатках — она опять возилась с горшками. Пусть обратно к ним идет. Сейчас лишних бесед ей не вынести...
— Ты учебу навсегда отложила?
О, началось... Зато хороший повод запереться наверху. Только сосредоточиться на учебе не получалось. Завершив с пятых попыток сегодняшние тесты, Эна закрыла ладонями глаза, а потом как подорвалась. А вдруг нечем будет наполнить ночью кружку! Она чуть не сорвала с петель дверцу холодильника. Только не это! Молока на донышке и что-то оно как-то мерзко пахнет, а утром она спокойно добавляла его в хлопья...