— Мам, у нас молока нет!
Лора все еще с тяпкой и освобождать руки явно не собирается.
— Проживем без молока. Завтра купим.
— Почему не сегодня?
Она, кажется, нормальный вопрос задала, что сразу лоб-то вытирать, да еще и грязной перчаткой!
— Будет дождь. Я в дождь не поеду. Что непонятного?
— Объяснила, стало понятно, — буркнула Эна в серое низкое небо. — Оно такое весь день. Успеем.
— Блинчики разогреем с утра, успокойся!
Эна действительно нервничала и пыталась отыскать причины для поездки в магазин, чтобы мать точно согласилась. Но голова оставалась пустой. Зато ноги понесли ее к велосипеду.
— Сама съезжу!
Она переоделась в джинсы и отыскала в заднем кармане выстиранную пятиевровую купюру. Должно хватить!
— Куда ты собралась в дождь?
— Нет никакого дождя! Я двадцать раз вернусь! Голова кругом. Хоть проветрюсь!
Золотая заплатка на ноге чувствовалась даже через носок, и Эна пару раз сгибала о педаль тонкую подошву кроссовки, пытаясь почесать стопу — не выходило. Ветер усиливался, или это она гнала как ненормальная и влетела в лавку с первыми каплями дождя. Пока она расплачивалась, дождь усилился, и Эна осталась у окна наблюдать за бегущими по стеклу дождинками. За спиной был стол с домашней выпечкой, вызывавшей в пустом желудке непростительные звуки, но денег на целый кекс не хватало, а попросить четвертинку Эна не решилась — вдруг здесь не принято.
Дождь сжалился над голодающей и прекратился так же неожиданно, как и начался. Эна протерла рукавом куртки сиденье и повесила на ручку пакет с молоком, прокляв свою дурную голову — на руле нет корзинки, а она рюкзак не взяла. Теперь быстро не покатишь — банка стеклянная — другое было только обезжиренное, такое не станешь лепрекону предлагать, даже с учетом его интеграции в современное общество.
Приходилось постоянно поправлять скользящий пакет, чтобы банка не билась о руль. Она больше следила за пакетом, чем за дорогой —у них здесь уже никто не ездит, а все рытвины не объедешь. Белые кроссовки теперь даже серыми не назовешь, да и черт с ними. Главное — молоко на ночь есть. Теперь бы еще придумать, в какую чашку налить. Зеленой у них, кажется, нет...
Нет! Она заметила машину слишком поздно, чтобы оценить расстояние между ней и собой, и единственной здравой мыслью было вывернуть руль к обочине. Колесо повело в сторону, и Эна тут же почувствовала под собой асфальт. В ушах стоял звук битого стекла и визг тормозов. Или все же это она визжала при виде растекающейся у ног белой лужи. Молоко!
— Кто тебя ездить учил?! — они, кажется, закричали это вместе, или все же Эне потребовалось пару секунд, чтобы сообразить, кто перед ней. И этого времени Малакаю хватило, чтобы за шкирку поставить ее на ноги.
— Ты меня сбить мог!
— Да я и близко от тебя не был! На дорогу смотреть надо!
— А ты не знаешь, какая допустимая скорость на мокрой дороге?!
— Научись на велосипеде ездить, потом уже учи других машину водить! — и Малакай с силой захлопнул водительскую дверцу, которую оставил распахнутой.
Его «мини» перегородил дорогу. Наверное, от резкого торможения его занесло, или же Малакай пытался развернуться на месте... Эна с трудом соображала сейчас и даже не заметила, что на них каскадом обрушился дождь, и через минуту стих. Оба намокли, но так и остались стоять посреди дороги, не двигаясь, готовые просушить одежду друг друга горящими взглядами.
— Ты только никому не говори про это, — выдохнул наконец Малакай.
— Испугался? — почти выкрикнула Эна, потирая ушибленное колено.
— Испугался. Но за тебя. А скажут, что это я по другой полосе ехал...
— У вас тут и полос нет!
— Тебе ж поверят, а не мне! Аты меня уже во всех грехах обвинила, спасибо! Я-то тебя видел, это ты решила узор на шинах поизучать. Ты по дороге вообще-то едешь!
Малакай накрыл свои колени ладонями — видно, те дрожали от напряжения.
— Я тебя искал. Я ж от вас еду. Куда в дождь потащилась?!
— За молоком, — выдохнула Эна и облизала с губ то ли дождь, то ли слезы обиды.
— Спасибо, теперь я без молока.
Глядя на бледную лужу, Эна безотчетно раздирала ногтями подошву, не в силах подобраться к зудящей ступне.
— Больно ударилась? — Малакай сделал было шаг, но наткнулся на ледяной взгляд. — Болит что-нибудь?
— Ничего не болит! — Эна не врала. Ехала ведь так медленно, чтобы не разбить бутылку, что, можно сказать, свалилась на ровном месте. — Только лепрекон теперь без молока останется!