С другой стороны такими же виновниками смерти являются «духи-убийцы», равносильные злым шаманам человеческого естества. Последним воплощением, синтезом духов убийц является Смерть, образ телесный и вместе духовный. Фольклор всех народов изобилует рассказами о том, как сильный человек (шаман) пересилил смерть, взял ее в плен, завязал в мешок, повесил коптиться над огнем. И после того люди перестали умирать. В конце концов, однако, смерть освобождается. Большею частью ее освобождает сам шаман.
Между прочим обычная школьная фраза — силлогизм: «Все люди смертны. Кай человек, следовательно, Кай смертен» первобытному сознанию почти совершенно недоступна, как об этом свидетельствует фон-ден-Штейнен относительно народов бразильского водораздела Хингу[37].
Составляя с помощью переводчика простейшие вокабулы на языке бакаири, фон-ден-Штейнен дошел до вышеуказанного силлогизма и к крайнему своему изумлению увидел, что силлогизм совершенно непонятен не только бакаири, но даже и переводчику-индейцу.
Как это все люди смертны? Если никто их не трогает, они ни за что не умрут. Смерть — это насилие, это постороннее влияние.
В конце концов перевод силлогизма вылился так: «Я умираю. Мы умираем. Бывает, что люди умирают», т. е. вместо общей формулы подставлена частная.
Такое отношение к смерти показывает, что смерть вообще есть представление позднее, возникшее с началом анимизма. В безличной доанимистической стадии прямого восприятия смерти еще не было. Существовал, быть может, темный, инстинктивный страх пред непонятным, пред ударом, невидимо откуда.
Безличная mana все же является активным источником, религиозной силы. Из mana возникает табу, религиозное предписание, большей частью запретительного характера. Содержание табу вообще совершенно конкретно. Табу не имеет за собой личного религиозного авторитета, но тем более оно действительно. «Нельзя!», «грех» — и кончено.
Но в сущности и до сих пор все религиозные запреты безличны и божественная воля, связанная с ними в качестве авторитета, имеет совершенно внешнее значение. Важно не то, что «бог накажет», а именно то, что «нельзя!», «запрещено!». Можно наконец не веровать в бога, а верить в табу, избегать молчаливо числа тринадцать, гадать на чет-нечет, на вынется-сбудется. Такие гадания тоже совершенно безличны.
Можно напомнить прекрасный пример из романа «Воскресенье» Толстого.
«Третий член суда, — у него была привычка всеми возможными средствами загадывать на вопросы, которые он задавал себе.
Теперь он загадал, что если число шагов до кресла от двери кабинета будет делиться на три без остатка, то он вылечится, а если же не будет делиться, то нет. Шагов было 26, но он сделал маленький шажок и ровно на 27-ом подошел к столу». Этот третий член суда — человек разделявший левые взгляды и читавший запрещенные статьи. Гадание его, разумеется, совершенно безлично[38].
Безличная mana — это всеобъемлющая матрица, из которой возникают позднее религиозные образы-духи.
К приятию идеи mana можно подойти и другим путем, восходящим. Как известно, у множества народов в расцвете анимизма существует одновременно с духами и хозяевами вещей какое-то странное представление о верховном существе, о боге-творце, стоящем над миром. Христианские миссионеры раньше считали это представление остатком древнейшего единобожия. Люди научного образа мысли оспаривали существование такого божества, но факты, подтверждающие это, слишком многочисленны. Спор этот продолжается и теперь с неослабным упорством. Например, редкий номер английского трехмесячника «Folklore» не содержит статьи об «отце», о «творце», о «вседержителе», или о чем-нибудь в этом роде.
Некоторые из новейших ученых пытались найти естественное об’яснение этим фактам, но все это остается лишь в области дедукций и догадок. Так, А. Ланг говорит: «Коль скоро человек стал творцом вещей под воздействием культуры, он может составить себе идею о всеобщем творце вещей»[39].
Профессор Леуба старается найти для вышнего бога «особый и независимый источник», — и точно также говорит: «Вышний бог по преимуществу Творец»[40].
Другие исследователи проводят параллели социологического свойства. «Почему бы вождь богов не мог естественно преобразиться из вождя людей»[41].
Все эти рассуждения однако слишком рассудочны и прямолинейны. Религиозные идеи не возникают путем рассуждений ни в первобытное время, ни также и теперь.
40
Prof. I. N. Leuba. The several origins of the Ideas of Unseen, Personal Beings, «Folklore», Vol. XVIII, 1912, p. 160.