Мы пришли таким образом к вопросу об об'ективном бытии, которое так или иначе является основой для утверждения всех наших идей и всех наших восприятий. Мы можем пока условно принять существование объективного бытия, как это допускает огромное большинство философских и психологических доктрин. И такое допущение будет для нас абсолютным. Однако, проявления и формы этого объективного бытия, после анализа Эйнштейна, стали для нас относительными. Вторая часть теории относительности, общий принцип относительности, связана именно с этой относительностью проявлений бытия и наших восприятий его. Оригинальность теории Эйнштейна в том состоит, между прочим, что он разрушил эту антиномию между бытием и восприятием и слил их вместе. И вместе с тем он доказал отчасти умозрительно, а отчасти при помощи вычислений и даже прямых наблюдений, что все наше знание внешнего мира есть только знание, замкнутое в себе. И вне этого знания не существует никакого иного.
Криволинейность пространства, как такового, со включением времени, как четвертого измерения, четвертой категории пространства, превратило пространство, как трехмерное, так даже и четырехмерное — в замкнутую форму, предельную для нашей способности восприятия, но тем не менее действительно существующую, как мысленная ограда нашего собственного мира, и, если угодно, как преддверие, порог, какого-то иного мировосприятия, запредельного и недоступного для нашего познания. Частный принцип относительности устанавливает относительность наших восприятий бытия. Общий принцип относительности устанавливает относительность самого бытия. И только существование этого объективного бытия в какой бы то ни было форме осталось для нас абсолютным, — пока, в ожидании дальнейшего.
Относительность бытия делает бесцельной и всякую поправку на объективность. Исчезает различие между знанием реальным и знанием воображаемым, условным. И все наши восприятия, в том числе и религиозные, становятся равноправными элементами нашего познания мира. Все наши знания условны, поэтому особой категории знаний сугубо условных не может существовать.
Мы можем, таким образом, наше воображение считать такой же познавательной способностью, как зрение и слух.
Сны и галлюцинации можем считать столько же реальными или ирреальными, как явления так называемой действительности.
Самые причудливые формы религиозных или поэтических представлений мы можем считать отображением каких-то незнакомых нам концепций бытия. «Синяя Птица» Метерлинка, «Сон в летнюю ночь» Шекспира, легенда о Прометее, Легенда о «Чесоточном Шамане» и легенда о Христе — все это осколки наших представлений о мире, и нам придется признать их, как таковые.
Таким образом, мы перешли от частного принципа относительности к общему принципу относительности — и в отмежеванной нами области — к исследованию религиозных явлений в их совокупности, как какой-то общей формы восприятия бытия.
Однако, для такого исследования у нас нет достаточных предпосылок из области опытных наук, биологии, физиологии, психологии, нет также подготовленных материалов и в самой религиозной области. Вместо общего исследования приходится выбрать какой-нибудь отдельный пример и в анализе его попытаться установить взаимоотношение религиозного восприятия и общей формы восприятия бытия. Весьма характерным примером является восприятие смерти в аспекте психологическом, поэтически-литературном и религиозном. Смерть является фактом не только объективного восприятия, но, быть может, и фактом абсолютного бытия, в форме его прекращения и отрицания. А восприятие смерти человечеством и человеком является фактом из области религиозной и поэтической.
Таким образом и в этом вопросе наблюдается смычка между реальностью и мнимостью. И, в связи с этим, естественным продолжением первой работы является вторая:
«Восприятие смерти человечеством, в отношении пространства и времени, динамического устремления, усилия или распада». Основным материалом для анализа, как прежде, послужат сказания и легенды, погребальные обряды и заклинания, как плоды коллективного творчества, а также и литературные источники, как плоды творчества индивидуального. Но в отличие от первой работы, литературный материал, за скудостью материалов собственно научных, будет занимать особо выдающееся место.