Словно предчувствуя, что в его странствии через миры пианино невозможно будет взять с собой, он выберет скрипку. И больше не будет с ней расставаться. Музыка, которую он будет слушать или исполнять сам с неоспоримой виртуозностью, станет одной из утех его жизни. Он будет играть Шуберта в Карнеги-холле в Нью-Йорке, камерную музыку с королевой Бельгии, произведения Баха в Цюрихе со своим сыном, пораженным немотой, будет играть в Принстоне, став одиноким стариком, глядя на цветущий парк.
Он слушает, как мать играет «Патетическую сонату». Он точно в экстазе. Простое скольжение рук по клавишам извлекает звуки, переносящие вас в иной мир. Это волшебство.
Ему пять лет. К нему приходит учительница давать частные уроки. В другие дни недели с ним занимается учитель музыки на скрипке. Именно эти часы ему особенно дороги. В первый раз, когда он услышал звук, извлекаемый смычком из струн, это был шок. Всё внутри его взволновалось. Конечно, первые уроки оказались такими же скучными, как уроки греческого в школе. Но он не бросил заниматься, предчувствуя, что в искусстве таится обещание великого счастья. К тринадцати годам он разучил сонаты Моцарта. Всю жизнь смычок и музыка вообще доставляли ему ни с чем не сравнимую радость.
В его уме произошло и другое чудо. Отец подарил ему компас. Для прочих детей это был бы самый заурядный предмет. Но на Альберта он подействовал магнетически. Упорство стрелки сбило его с толку, свело с ума. Эта стрелка неизменно находила заданное направление, сколько ни крути катушку. И если она сопротивляется власти человеческой руки, как бы резко ее ни вертели, значит, на нее воздействует некая внешняя сила, которая гораздо мощнее человеческой власти. В мире царит невидимая власть! Для мальчика, вечно смотрящего в никуда, это многое значило. С самого юного возраста он уверовал в высшую силу. Но стрелку поворачивает не десница Господня. Это что-то другое. Сила человека — не единственная в мире.
Вот какое воспоминание осталось у него от компаса и вот как он рассказывал об этом полвека спустя:
«То, что стрелка вела себя столь определенно, не соответствовало нормальному ходу вещей, вписывавшемуся в бессознательную концепцию мира (где следствие связано с непосредственным «контактом»). Я и сейчас помню — или думаю, что помню — что это событие произвело на меня глубокое и стойкое впечатление. Значит, под внешним обликом вещей существует нечто глубоко скрытое».
Понятие «удаленной силы», которое он открыл в приложении к магнитной стрелке десятилетия спустя ляжет в основу его теории гравитации.
Можно сказать, что компас изменил представление о движении планет… Отголоски этого рассказа, сохранившиеся у последующих поколений, то, как Эйнштейну удалось включить его в легенду о себе самом — современный, технический вариант прустовского печенья[9], — говорят не только о ранней одаренности ребенка, но и о том, что лауреат Нобелевской премии по физике обладал еще и даром к театральным постановкам.
Семь лет: пора идти в школу. Столкнуться с реальностью, притереться к другим. Герман и Паулина возлагали большие надежды на образовательную систему. Общаясь с другими детьми, Альберт проявит себя, у него появятся причины веселиться, откровенничать, улыбаться. Возможно, авторитет учителей, любознательность покончат с апатией, читающейся на лице ребенка. И может быть — они на это надеются — Альберт утратит странную привычку, которая смущает и тревожит его родителей: произнеся какую-нибудь фразу вслух, он тотчас повторяет ее шепотом, словно для самого себя.
Учебный день в Мюнхене. Мальчик идет в школу с отсутствующим видом, скованный, жалкий. Его взгляд теряется, исполненный тоски, в холодном свете рассеивающейся ночи. Он идет так, словно его ведут на заклание.
Опустив голову, проходит по школьным коридорам. Входит в класс с облупившейся штукатуркой на стенах, лишенных украшений или картин. Всю дальнейшую жизнь его будет преследовать тошнотворный запах, царивший в классе. В зимние утра в окна проникал ледяной воздух.
Но все это пустяки по сравнению с учительским воспитанием. Образование того времени! Даже в младших классах царила воинская дисциплина. Такое впечатление, будто за спиной у каждого учителя стоял Бисмарк. Они словно получили приказ вымуштровать армию покорных, податливых, послушных, аккуратных молодых людей, почитающих установленный порядок. Слово учителя — закон. Любопытство, восторженность, критическое мышление под запретом. Неужели это только ему так кажется? Неужели он не приспособлен к общественной жизни? Просто оторопь берет, когда читаешь страницы, посвященные той же теме Стефаном Цвейгом, родившимся на два года раньше Эйнштейна, в его биографии «Вчерашний мир», в особенности в главе под названием «Школа в прошлом столетии». Его горькие воспоминания от немецкого образования той поры так похожи на впечатления Эйнштейна; полученные внушения заставляют их приравнивать воспитание юношества к подавлению сознания.
9
Имеется в виду знаменитый отрывок из романа Марселя Пруста «В сторону Свана»: вкус печенья, размоченного в чашке чая, напоминает герою такой же вкус, изведанный много лет назад, вызывая цепь ассоциаций и воспоминаний.