И все же Эйнштейн, конечно, поступил бестактно, не сославшись в своей работе на Пуанкаре и Лоренца. Пайс с его слов пишет, что он их поздних работ просто не читал, да и ранние — не все. Он вообще давал в своих работах мало ссылок (тот же упрек предъявляли и Менделееву с Дарвином). Картер и Хайфилд: «Эйнштейн либо не отдавал себе отчета, что следует платить дань уважения предшественникам, либо, по его мнению, их работы были настолько широко известны, а он пошел настолько дальше них, что указывать источники бессмысленно». Пайс приводит отрывок из предисловия к одной эйнштейновской статье: «Представляется естественным, что последующее могло быть уже частично выяснено другими авторами раньше; однако… я позволил себе отказаться от весьма затруднительного для меня просмотра литературы». Пайс: «Я в этих словах вижу лишь радостный задор, абсолютную уверенность в себе и полное отсутствие такта».
Надо заметить, что от этой своей черты Эйнштейн нередко страдал и «открывал» что-нибудь давно открытое другими. Из интервью журналу «Америкэн мэгэзин», июнь 1930 года: «Чрезмерное чтение после определенного возраста отвлекает ум от творчества. Любой человек, который слишком много читает и использует свои собственные мозги слишком мало, становится ленив в мышлении, как человек, который проводит слишком много времени в театрах, довольствуясь пьесами вместо того, чтобы жить собственной жизнью».
Впрочем, позднее Эйнштейн несколько «исправился». Отчет о его лекции по теории относительности в Лондоне 13 июня 1921 года: «Он энергично возражал против утверждения, будто новый принцип является революционным. Этот принцип, сказал он, есть прямое следствие, в некотором смысле естественное завершение работ Фарадея, Максвелла и Лоренца». Карлу Зелигу в 1955-м он писал: «Вспоминая историю развития специальной теории относительности, мы можем с уверенностью сказать, что к 1905 году открытие ее было подготовлено. Лоренц уже знал, что преобразование, получившее впоследствии его имя, имеет существенное значение для анализа уравнений Максвелла, а Пуанкаре развил эту мысль». Если с Лоренцем они обожали друг друга, то с Пуанкаре было сложнее, виделись лишь раз, расстались прохладно; как Эйнштейн не упоминал о Пуанкаре, так и тот — о нем. Пайс: «Немыслимо, чтобы Пуанкаре, ознакомившись со статьями Эйнштейна 1905 года, не понял их… Не исключено, что Пуанкаре только пролистал статьи Эйнштейна и поспешно заключил, что все это ему уже известно и в них нет ничего нового».
Но есть ли доказательства, что замедление времени — реальность, а не иллюзия или математическая условность? Оно было измерено в 1971 году американскими физиками Хейфелем и Кити в опыте с точнейшими часами: одни неподвижно стояли в военно-морской обсерватории в Вашингтоне, другие были установлены на реактивном самолете, который облетел вокруг света. Разница в показаниях часов совпала с теоретически рассчитанной величиной.
Другое подтверждение — жизнь частиц по прозвищу мюоны. Они очень мало живут: 0,0 000 022 секунды. Рождается мюон в верхних слоях атмосферы, движется к Земле, регистрируется приборами, и оказывается, что пройденный им путь соответствует гораздо большей продолжительности времени, чем 0,0 000 022 секунды. А значит, по отношению к системе отсчета Земли время мюона замедлилось. (Увы, он этим не насладился: в его бедном маленьком организме так и прошло 0,0 000 022 секунды с рождения до смерти…) Тем не менее Интернет забит «опровержениями» СТО. Физик Е. Б. Александров: «Справедливость СТО подтверждена с огромной точностью безмерным количеством наблюденных фактов экспериментальной физики: практика ускорителей частиц показала, что СТО выполняется с точностью не хуже одной миллионной процента. Тем не менее безуспешные наскоки на СТО продолжаются и по сей день. Теория действительно противоречит бытовому „здравому“ смыслу, что и провоцирует протесты у неофитов. (За мои почти 50 лет знакомства с множеством ниспровергателей теории относительности мне встретился среди них лишь один профессионал-физик — в основном это были философы, инженеры, геологи и т. д.) В настоящее время СТО является столь же рутинной истиной для физики, как таблица умножения для арифметики. Если школьник не знает эту таблицу (или предъявляет „альтернативное знание“), ему ставят двойку — свобода мнений тут неуместна. А если физик не признает СТО, то он не физик».