– Ты пустой?
Его акцент изменился. От высокого пронзительного скулежа Северного Лондона он перешел к насыщенному, густому ямайскому говору.
– Как хуй. Я здесь, чтобы затариться.
Дон повернулся к Эндж. Можно было сразу сказать, что он ничего не надыбал и собирался развоняться из-за того, что она отдала мне последнюю заначку. Как только он заговорил, раздался тяжелый удар в дверь, и хотя она держалась крепко, все же после очередной пары ударов каркас отделился от стены и вся эта штука обрушилась внутрь. В дверном проходе стояли два парня с кувалдами. Вид у них был такой безумный, что я едва не обрадовался, когда группа свиней ворвалась внутрь и обступила нас со всех сторон. Один матерый сержант аж перекосился от разочарования. Он понимал, что если бы мы были с чем-то, то немедленно помчались бы в сортир сливать продукт, но никто из нас не двинулся с места. Мы были не при товаре. Они ритуально перевернули все вверх дном. Один коп подобрал мою машину и насмешливо взглянул на меня. Я вскинул брови и лениво ему улыбнулся.
– Отправим этот мусор в чертов участок! – заорал он.
Нас выволокли из квартиры, стащили вниз по лестнице и подвели к мясовозке. Раздался громкий хлопок, когда в крышу фургона ударилась бутылка. Он остановился, и пара копов вышли наружу, но им было лениво разыскивать пацанов, которые, наверное, бросили ее с балкона. Копы зажали нас своими тушами и время от времени бормотали мрачные угрозы.
Я поглядел на Дона, сидящего напротив. Машина пронеслась мимо участка на Лоуэр-Клэптон-роуд, затем мимо станции «Долстон». Мы направлялись в Стоук-Ньюингтон. Известный участок. Как и я, наверняка Дон тоже вспоминал судьбу попавшего туда Эрла Бэрратта.
В участке меня попросили вывернуть карманы. Я так и сделал, но уронил связку ключей. Нагнулся, чтобы подобрать их, и мой шарф свесился на пол. Какой-то коп встал на него, и я беспомощно замер, согнувшись вдвое, неспособный даже поднять голову.
– Поднимайся! – зарычал другой.
– Вы стоите на моем шарфе!
– Поднимай свою блядскую тухлую джанковую задницу!
– Я ни хера не могу двинуться, вы стоите на моем шарфе!
– Я сейчас дам тебе ебаный шарф, шотландская гнида!
Он врезал мне в бок ногой или кулаком, и я распластался на полу, сложившись, будто лонгшез. Скорее из-за шока, нежели от силы удара.
– Поднимайся! Поднимайся, твою мать!
Пошатываясь, я встал на ноги, кровь прилила к голове. Меня бросили в комнату для допросов. Мозг заволокло дымкой, когда мне что-то пролаяли. Я с трудом выдавил какие-то невразумительные ответы, и меня отволокли сушиться в обезьянник. Большая комната, вся в белом кафеле, со скамейками по периметру и с кучей матрасов на полу. Обезьянник был переполнен алкашами, мелким жульем и каннабис-дилерами. Я узнал пару черных чуваков из Лайна, на Сэндрингэм-роуд. Я отчаянно пытался не встретиться с ними взглядом. Тамошние дилеры ненавидели героинщиков. Расистские свиньи преследовали их за герыч, тогда как они имели дело только с дурью.
К счастью, они не обратили на меня внимания, потому что два крепко сложенных белых парня, один из них с сильным ирландским акцентом, начали пиздить ногами одноухого трансвестита. Когда они почувствовали, что сделали достаточно, то начали мочиться на лежащую ничком фигуру.
Казалось, я пробыл здесь уже вечность; меня все сильнее начинало ломать, и я все больше и больше впадал в отчаяние. Затем в комнату швырнули Дона, изломанного и избитого. Полицейский, втащивший его в обезьянник, вполне мог заметить, что одноухий парень на полу порядочно измудохан, но лишь презрительно покачал головой и запер дверь. Дон сел рядом со мной на скамейке, спрятав лицо в ладонях. Сначала я заметил кровь на его руках, но потом увидел, что она течет из его носа и довольно сильно распухшего рта. Он, судя по всему, поскользнулся на чем-то и свалился с лестницы. Такое часто случается в полицейском участке в Стоуки с черными парнями. Как с Эрлом Бэрраттом. Дон весь трясся. Я решился заговорить.
– Говорю тебе, чувак, я охуительно разочарован правоохранительной системой этой страны, по крайней мере ее местными представителями, особенно здесь, в Стоуки.
Он повернулся ко мне, во всей красе продемонстрировав, как его запинали. Очень даже нехило.
– Я не выберусь отсюда, мужик, – проговорил он дрожащим голосом, его глаза распирал страх. Он был серьезен. – Ты слышал о Бэрратте. Это место тем и известно. Я неподходящего чертова цвета, особенно для чувака с подсадкой. Живым не выберусь.