― Спросить тебя хочу, как тебе в нашем городе нравится? И как ты сюда попала, тоже спросить хочу.
Стоит сердитая, страх прячет.
― А меня колдуны, такие же, как ты, старая тварь, в жертву хотели зарезать, ― хамит, лицо кривит, боится собственной дерзости. Правильно, в-общем-то боится. Даже я, беззубая и старая волчица, её убить могу, а в этом мире она никто, кто её хватится? Только не для того я сюда пришла, чтоб с никем ругаться, и убивать её мне тоже незачем...
― Сбежала? ― спрашиваю. Жду немного, чтоб она начала придумывать ответ, и добавляю ― А чего они за тебя прицепились? Самая красавица в деревне? ― и вижу, что она уже верит, что я все про её деревню знаю... Никакого колдовства для таких фокусов не надо, хотя с ним полегче, конечно.
И вот она уже рассказывает мне свою печальную историю. А уж что я умею хорошо, так это слушать.
И понимаю я, что Чужак поставил на ней свою метку. И по метке этой она сюда прошла, вслед за ним...
Ох, как все непросто...
Зачем Чужак её метил? Что он вообще со своими преследователями не поделил?
Чаю бы заварить с травами, да выпить в тишине под мурлыкание Кота... Посоветоваться с Котом ― вот уж кто умеет слушать даже получше меня!
Да только слышу ― к двери кто-то подходит.
Открывается дверь, и входит доктор Ефремыч, серьезный молодой человек. Девица эта подскакивает как ужаленная, и Ефремыч смотрит на нас всех и бледнеет. Потом откашливается, и вижу я, сейчас спросит меня, кто я такая...
А вот и не стану прятаться. Тем более, что чутье моё подсказывает мне, что, кажется, слишком мы долго тут трепались, и сейчас все полетит.
― Вы, бабушка, заблудились? Кого-то ищете? ― спрашивает доктор. Надеется, что я тут по недоразумению. А вот хрена, чудеса происходят, сразу везде.
Встаю, выпрямляюсь. С моими годами этот трюк уже непросто делать, но все еще получается ― выпрямиться, спинка струной, подбородок чуть вверх, и из уборщицы превратиться в царицу. И возвестить-представиться
― Я ― Авдотья Серая, ведьма в седьмом поколении! Услышала звон чудес и пришла увидеть, что происходит!
Кузьмич
Первым делом надо выпить. Знаю, знаю, выглядит так себе, когда небритый пожилой хмырь почти утром хлебает балтику-девятку из горла... А что делать?
У меня есть на то причина.
Если подумать, то у всех и на все есть причины. На глупости, на подлости, на всякое-разное...
А с моей причиной высосать с утра бутыль девятки - это самое безобидное.
Сижу на лавочке в тенечке, думаю. Ждать, когда заказчики свяжутся? Как-то глупо.
Может, самому жахнуть? А чего! Я ли не жахну-то!
Надо только уточнить, куда жахать...
Упс...
В корпус, смотрю, слетаются-сбегаются. Волки да вороны.
Вас тут не хватает.
Серая на оранжевой телеге прикатила... Знаю я, знаю эту суку... Этой палец в рот не клади, приехала ― значит, почуяла поживу...
Сама-то старушенция, древняя, как сама Лилит... Не-не, вру, Государыня Лилит прекрасна и юна, как весенний лепесток кактуса!
Ладно, не важно... Серая, конечно, не Лилит, но тоже тот еще подарочек.
Надо бы как-то выяснить, что она знает, да зачем прикатила.
А она полшага назад отошла и пропала, только шелест листьев из леса донесся... Знаю я эти фокусы. Спряталась в своем лесу, наблюдает.
А меня нету, я дворник, сижу на лавочке, пью эту мочу со спиртом... Нюхай ― балтика, девятка. И аромат потных подмышек и нестиранных носков. Нюхай.
Не унюхала. Это правильно, нечего меня вынюхивать. Не для того я тут сижу, чтоб с волчицами, да еще и городскими, трепаться.
Видно мне её плохо, мне-то ходу в тот лесок нету, но я отсюда вижу, что она смотрит на здание, нюхает здание, чуть не вылизывает здание... Что-то её там заинтриговало.
А что её может заинтриговать? Только мой пациент, про которого мне надо с кем-то-там сговориться, упаковать и отправить с перспективой роста...
Отправить его, а роста моего, конечно.
Значит, пришла моя потомственная волчица увести у меня мою пятую ступень?
И клиенты не выходят на связь... Знаю я их, пока с ними Водитель Легионов свяжется, да пока они до меня доберутся... Волчица давно уже утащит добычу в логово, она сучка чуйкая и зубастая...
Значит, однозначно надо как-то решать сейчас.
Встаю с лавочки, оглядываюсь по сторонам, закидываю пустую бутыль в кусты. Дворник я, и ругаться за мусор тоже мне... Не стану же я сам себя ругать?
Стану.
Ай-яй-яй, нехорошо мусорить.
Пошатываясь, шагаю к машине.
Надо бы что-нибудь для начала сделать, такое... Чтобы просто начать.
Чтобы кисло не было, а то после звонка, после перспектив, еще и после балтики ― что-то стало мне противно все это.