Первым делом надо глаза всем отвести.
Шагаю чуть в сторону. Не одна только волчица может в лесок отходить, мне тоже есть где силу черпануть полной лопатой!
Только мой лесок поароматнее будет... Гниль, смрад, кислятина ― вот моё место силы. Еще и трупиком чуток попахивает.
Выскакиваю со Вселенской Помойки сизым голубком. Кто в городе на мирную пташку внимание обратит? Голуби и города просто созданы друг для друга. Голубя, жителя помоек, считают символом любви, мира и добра... Вот сейчас мы машинку-то волчице и удобрим. Просто, чтоб понимала, то не надо ей путаться в это дело. Незачем.
Иди, Серая, чини машинку, меняй шины, вставляй стекла... А проще будет эту выкинуть в помойку и новую купить. Давай, Серая, денег у тебя ― голуби не клюют!
Подхожу ближе. С этого ракурса машинка кажется такой огромной...
Курлычу довольно, долблю носом дорожку ― рисую незримыми знаками маяки и якоря. Черчу своим ходом вокруг машинки большой круг...
И тут...
Вот же сволочь!
Как напрыгнет на меня, как ухватит прямо за горло... Еле успел вывернуться и обратно в мою помойку утечь!
Котище, скотина зубастая! Он, оказывается, остался и охранял. И заметил, и принял меры.
Проклятие.
Выхожу на дорожку в облике дворника.
― Брысь, дрянь лохматая! Развели тут зверинец!
Щурится на меня нагло и лапу облизывает. И другой лапой пук перьев придерживает.
Моих перьев, между прочим! И он, тварь мерзкая, об этом отлично знает.
В этом облике он мне ничего не сделает, это ясно, но и я к нему не решусь приблизиться.
А ведь перья надо спасать.
Найдет их Серая, подберет, покрошит мелко в коробочку, подожжет малую толику ― и придется мне явиться к ней. А дальше уж кто знает, к чему дело приведет.
― Отдай, мерзавец, по-хорошему! Я ж тебя на варежки разделаю.
Урчит, щурится, когти на лапе выпустил, словно к роже моей приценивается. Вот тварь! Уродит же природа такую наглость!
Протягиваю руку на Помойку, подзываю приятеля. Хватаю за шкирку, выдергиваю и не давая разглядеть, кидаю прямо коту в морду.
Лучше уж тебя, приятель, чем меня.
Здоровенная серая крыса верещит противно, пытается прямо в полете вывернуться, падает на спину, пару секунд машет лапами в воздухе. Переворачивается, верещит еще противнее и бежит в сторону газона, под деревья, в кусты живой изгороди...
Там не видно, как крыса растворяется в воздухе, исчезает, пропадает.
А кот как щурил на меня желтые глазки, так и продолжает, только на пару мгновений на крысу глянул, розовым язычком желтые клыки облизал, и снова мне в глаза уставился.
― Брысь! ― еще раз говорю я. Надо бы подойти к нему, но я помню, как когда-то так же кошку пытался изловить.
Двести лет раны не заживали, у кошек когти ― нам, потусторонним, они хуже некуда.
Почти как огненные мечи, с какими белые уроды бегают, вот только от огненных мечей хоть не так стыдно рану получить...
Что бы такого придумать?
Достаю из кармана еще одну бутыль.
Все сегодня против меня! А раз так, то и я никого жалеть не стану.
Выпиваю пиво прямо из горла, одним махом.
Знай наших!
Кот следит за мной, в глазах насмешка и ожидание.
Погоди, сейчас ты у меня попляшешь.
Если, как говорится, нельзя с этой стороны, зайдем с другой, как говорил старый развратник девственнице, блюдущей себя до свадьбы...
Смотрю коту в глаза. Левой рукой отламываю горлышко бутылки.
― Знаешь, котик, что это? ― спрашиваю душевно, ― Это, тварь ты недрожащая, розочка!
Не боится. Вот нисколько не боится. Когти выпустил, задние лапы чуть напряг ― готов прыгать.
Коты, сволочи такие, все бойцы. Все воины, все рыцари без страха... А вот мне стоит опасаться.
И, пока кот смотрит мне в глаза, да еще и на розочку мою, роняю я остаток бутылки себе под ноги.
И сапогом легонько так толкаю её назад. И она катится. И катится.
Мы с милым котиком друг другу в глаза смотрим, к битве на смерть готовимся, а бутыль все катится и катится. И поворачивает, умница такая, вдоль стены здания, и начинает из нее темная жидкость выливаться.
А котик в усы ухмыляется, понимает, что не решаюсь я на него прыгать, хоть и розочка у меня в руках. Не заметил бутылку.
Не заметил, дурачина, мою бутылочку! Мою бутылюсечку!
А она уже вдоль всего корпуса прокатилась, и всю стену в жидкости темной измазала.
Пора.
― Ну и хрен с тобой, ― говорю я и отступаю.
И иду назад, и тут ― надо же, ни за что бы не подумал, что так может быть! ― вдоль всей стены вспыхивает огонь.
У кота морда сразу становится серьезной, он своим мизерным мозгом пытается понять, что происходит. А я морду делаю испуганно-удивленную ― горит же! Пожар!
Сейчас все обитатели корпуса пойдут на шкварки!