Кот подкрался на расстояние прыжка и замер. Прыгать ему неудобно ― тот же подоконник, что скрывает его от глаз Красавчика, мешает и коту, и он выжидает.
Если Красавчик встанет с подоконника, тут же и получит котом в морду.
А тот, не подозревая об этом, продолжает:
― Так вот, я вижу тут возможность взаимопомощи ― ты дашь мне силу, и заодно отрубишь один хвост, который тянется за мной... да и за тобой тоже.
― Что ты имеешь ввиду?
― Мне нужна жертва.
― Я не пойду ловить для тебя детишек, и бабку резать не стану!
― Какая ты скучная, ― Красавчик спокоен и, кажется, совершенно уверен, что я соглашусь, ― Разве стал бы предлагать тебе резать тех, кого ты хочешь защитить? Хотя, не пойму, зачем тебе бабка.
Дразнит, мерзавец. Молчу, жду, когда расскажет, что делать надо.
Он немного ждет, чтоб я начала кидаться словами, понимает, что я буду молчать и говорит:
― Я помогу тебе, ты пройдешь в сон, найдешь там одного хмыря... А дальше как хочешь, можешь зарезать, можешь оставить... Дело твоё.
― А я что за это буду иметь?
Красавчик ухмыляется.
― Ты больше не будешь мне должна. Это я выбил черта из тушки твоего парня, и вынес эту тушку из пожара.
Думаю.
Он ведь не отстанет, а у меня нет сил с ним справиться. Кот... Кот его отвлечет, я смогу убежать, но я не брошу Гришу. А принять его предложение... Что может быть там плохого? В конце концов, наша задача как раз не от него, а от его преследователей отделаться. По большому счету, если откинуть неприятности, он не такой и плохой парень... Гришу ведь он в самом деле спас. Конечно, мы не уговаривались ни о каких долгах, но такая логика слишком уж скотская. Папаша мой так всегда рассуждал...
Киваю.
― Что я должна делать?
― Встань на одну ногу, закрой глаза, прыгай и крутись.
Пытаюсь понять, смеется он надо мной или нет? Не разобрать, магия вся непонятна и странна, как знать, что в ней важно и необходимо, а что ― просто насмешка Красавчика?
Встаю на одну ногу, зажмуриваюсь, прыгаю, кручусь. Чувствую себя полной дурой, но когда круг завершен, спотыкаюсь, чуть не падаю, открываю глаза.
Дорога.
Дорога перед трактиром папашиным, перед “Ленивым мерином”, будь он неладен!
Я вернулась? А как же Гриша?
Теряюсь, и слышу из дома крик папаши ― “Крыса, тварь безмозглая, иди сюда!”
Иду. Боги, какое тут все грязное, мерзкое. После больницы, после дорог, после всего того мира, тут сплошная помойка.
Захожу в дом, в нос бьет вонь мочи, грязи, гнили и похоти.
Как я здесь жила столько лет?
Еще и отдавалась всем этим скотам.
Вон они сидят ― пьянь, рвань, срань!
Мерзость.
И среди всего этого ― папаша.
Вспоминается сон, где черт прикидывался папашей, вот сейчас он стянет штаны...
― Крыска! ― визжит он, ― Люди же ждут, скидывай свои тряпки, принимайся за работу!
И я вижу там пятерых ублюдков, грязных, пьяных, один вообще на ногах не держится, пьяный в ноль, зато уже без штанов, хрен вялый болтается. Другой пьянчуга мычит:
― Ты, эта, девка... Ну... Помоги ему ротом, ну... Плачено же, давай... Ну...
И вот это “Ну” меня просто взрывает.
― Жертву тебе, Красавчик? ― спрашиваю я в голос, и пьянь замирает настороженно. Натуральные крысы, насторожились, вслушиваются в возможную опасность. Что-то изменилось, подняли мордочки, шевелят усами...
Только пьяный парень без штанов глупо лыбится, смотрит на меня, рукой пытается поймать свой член.
― Крыска, ты это... ― начинает бубнить папаша, и я бью не глядя. Бью со всей силы своей пятнадцатилетней тоски, с жаждой очистить всю эту мерзость, с пониманием, что эта грязь пожирала меня, чавкая и хлюпая все это время.
Бью в лицо папаше, и он падает.
И вспыхивает. Верещит в огне, корчится, машет руками.
А во мне горит гнев, ярость и мне не жалко его нисколько.
― Я не крыска!
Смотрю, как старый урод корчится в огне, как от него вспыхивает стол, пол.
Пьяная компания мужиков начинают шевелиться, пытаться подняться, но пламя подхватывает и их, облизывает тела, они визжат. В ушах звенит от криков, пламя неудержимо охватывает все вокруг, но не касается меня. Люди копошатся в огне, бестолково вертятся, поджигают друг-друга, непрерывно визжат. Запах горелой грязи, плоти, дерьма...
Смотрю неподвижно, не могу пошевелиться. Что я наделала? И мне совершенно не жалко их... Я что, не человек? Не должно быть так, смотрю и совершенно не жалею, как они мучаются в пламени...
― Красавчик, скотина, это ты сделал со мной, ― шепчу я, но ответом мне только горящая таверна. Дым начинает затягивать все вокруг, последнее, что вижу, лицо того пьяного парня, он смотрит мне прямо в глаза, глупо улыбается сквозь огонь и рукой наяривает свой хрен.