Решение, таким образом, было вынесено. Розенбергов ожидал электрический стул. Однако по мере приближения казни (назначенной на 19 июня) на Эйзенхауэра стало оказываться всё более мощное давление в пользу помилования, с возможностью использования гуманного акта в международно-политических целях. Ален Даллес предложил, например, предоставить Розенбергам материалы о государственном антисемитизме в СССР в последние годы власти Сталина и обещать помилование в случае, если они обратятся к евреям всего мира «с призывом порвать с коммунистическим движением и с требованием разрушить его»{666}. Посол США во Франции Диллон высказывал госсекретарю мнение, что все европейцы воспринимают казнь Розенбергов как санкционированное судом убийство по политическим соображениям, проявление «ползучего умиротворения маккартизма»{667}.
К середине июня почту Белого дома запрудили тысячи писем с требованием помилования Розенбергов. Вокруг президентской резиденции денно и нощно маршировали демонстранты. Какое-то время Эйзенхауэр колебался. 16-го числа он написал сыну, находившемуся на фронте в Корее: «Это противоречит всему моему существу — не вмешаться, когда речь идет о смертной казни, которая предстоит женщине». Но он решил, что всё же воздержится от вмешательства по двум причинам: во-первых, «речь идет о женщине с сильным и непримиримым характером; мужчина в данном случае оказался слабым. Она, это очевидно, являлась руководителем во всём, что они делали в своем шпионском кругу»; во-вторых, если он помилует Этель, тогда как Джулиуса казнят, «Советы просто будут рекрутировать своих шпионов из числа женщин»{668}.
В день казни Эйзенхауэр опубликовал еще одно заявление об отказе в помиловании, на этот раз очень краткое — о том, что Розенберги «получили все блага защиты, которые может предоставить американская юстиция»{669}.
Действительно, суд над Розенбергами проводился на базе весьма скрупулезной процедуры, с участием присяжных и избранных подсудимыми независимых адвокатов. Так что отнести приговор к «охоте за ведьмами» невозможно, хотя политические моменты в нем, несомненно, присутствовали — в деле об атомном шпионаже их не могло не быть.
В тот же день Розенберги были казнены на электрическом стуле. Это был единственный в США случай казни женщины в XX веке.
Нельзя сказать, что дело Розенбергов было сильным испытанием для президента. Он считал их не просто врагами, а предателями, и исполнение судебного приговора, многократно обоснованного свидетельскими показаниями и документами, представлялось ему вполне справедливым, хотя какое-то неудобство он всё же испытывал. Но несравненно важнее ему представлялось, что, проявив твердость в этом деле, он отводил от себя обвинения маккартистов в потворстве коммунизму, а это давало президенту возможность более или менее успешно проводить центристский курс.
Второго ноября 1954 года переизбирались палата представителей и треть сената. Республиканская партия потеряла в сенате два места, получив 47 мандатов, тогда как демократы — 48 (одно место досталось независимому кандидату). Хуже было дело в палате представителей: Демократическая партия имела теперь 232 места, а Республиканская — 203.{670}
Результаты выборов несколько затруднили президенту проведение намеченных им мероприятий, но отнюдь не были катастрофическими. Во внешней политике, как правило, обе партии занимали схожие позиции, а внутри страны Эйзенхауэр проводил умеренную политику, подчас получая даже большую поддержку от демократов, нежели от депутатов своей партии, поскольку среди последних резко усилилось влияние правого крыла. Президент подчас находил больше точек соприкосновения с сенатским лидером демократов Линдоном Джонсоном, нежели с республиканцем Уильямом Ноулендом.