Действительно, всего лишь через три месяца, когда Эйзенхауэр не успел еще толком разобраться с делами корпуса, последовало новое повышение. В июне 1941 года он был назначен начальником штаба 3-й армии. Дуайту пришлось отправляться к новому месту службы, в форт Сэм-Хьюстон, где он когда-то служил лейтенантом.
В штаб армии Дуайт вместе с женой прибыл как раз в 25-ю годовщину их бракосочетания, 1 июля 1941 года, поэтому отпраздновать серебряную свадьбу они не имели возможности. Дело ограничилось подарком, который временный полковник, всё еще вынужденный считать деньги, сделал жене: платиновыми часами с крохотными бриллиантами. Эти часы Мейми носила до конца своих дней{160}.
Не тратя попусту ни часа, Эйзенхауэр приступил к исполнению новых обязанностей. Между тем масштабы Второй мировой войны резко расширились, Германия напала на СССР. Значительная часть американского истеблишмента не верила в возможность Советского Союза продержаться хотя бы несколько месяцев. Только после визита в Москву личного представителя Рузвельта Гарри Гопкинса это мнение стало постепенно изменяться. Гопкинс пришел к выводу, что ни Москву, ни Ленинград не сдадут немцам, хотя это будет стоить огромных потерь{161}.
Эйзенхауэр узнавал обо всех этих событиях преимущественно по радио и из газет, хотя некоторая информация поступала и от командующего армией, получавшего секретные сообщения. Так или иначе, его убежденность, что участие США в мировой войне не за горами, только усиливалась.
Серьезным испытанием для него были маневры 3-й армии в штате Луизиана в августе — сентябре 1941 года. Согласно плану учений 3-я армия наступала (в «боевых» действиях участвовали 240 тысяч человек), тогда как 2-я армия (180 тысяч) занимала оборонительные позиции. Дуайт писал накануне отправки в Луизиану: «Все старики здесь твердят, что мы отправляемся в проклятое Богом место… Но всё же я хочу отправиться на поле, и это меня не очень заботит»{162}.
Эйзенхауэр относился к происходившему на «поле боя» с величайшим вниманием. На всём протяжении учений он находился непосредственно за передовой линией своей армии, каждое утро проводил совещания с командирами, анализировал ошибки, хвалил тех, кто принял остроумные решения. Он впервые столкнулся с «акулами пера» — журналистами, которые ежедневно и подробно освещали ход событий. Корреспондентам понравилась манера поведения полковника — его готовность отвечать на любые вопросы без попыток уклониться от них, его выносливость и усердие. У Дуайта начинало вырабатываться умение общаться с прессой, которое вскоре ему очень пригодилось.
Итог учений был подведен штабом Маршалла. Вывод был однозначен: если бы речь шла о настоящей войне, 2-я армия была бы уничтожена. Этот вывод был опубликован в прессе, в том числе в корреспонденциях одного из наиболее авторитетных американских журналистов Дрю Пирсона. При этом неизменно упоминался Эйзенхауэр в качестве начальника штаба «победоносной» армии{163}.
Роль Эйзенхауэра была соответствующим образом оценена высшим начальством. В конце сентября появилось распоряжение Рузвельта о временном присвоении ему звания бригадного генерала.
Последовавшие за учениями месяцы новоиспеченный генерал посвятил преодолению недостатков, обнаруженных во время наступательной операции. Дуайт, как он уже привык, продолжал работать и в воскресенье 7 декабря 1941 года. Он сильно устал и, придя домой, крепко уснул.
Не прошло и часа, как его разбудили штабные работники, чтобы сообщить страшную новость: японские самолеты нанесли сокрушительный удар по американскому флоту. Поступившая из военного ведомства срочная информация состояла из ряда сообщений о бомбардировках судов, находившихся в бухте Пёрл-Харбор — на главной американской военной базе на Тихом океане, рядом с самым крупным городом Гавайского архипелага Гонолулу.
Нападение было внезапным. Утром Рузвельту принесли очередную пачку перехваченных и расшифрованных японских документов, ознакомившись с которыми, он сделал вывод: «Похоже, что японцы собираются разорвать отношения»{164}. Президент явно недооценил намерения восточного союзника Германии. Еще двумя неделями ранее японские авианосцы покинули свои порты и направились к Гавайям, Филиппинам, островам Гуаму, Мидуэю, Уэйку, где находились американские войска.
Две волны самолетов, поднявшихся с кораблей над Пёрл-Харбором (свыше 250 машин), обрушили удар смертоносной силы. Были затоплены или выведены из строя пять линкоров (три остальные повреждены) и три эсминца. Американцы потеряли около 350 самолетов. К счастью, не пострадали авианосцы: три находились в открытом море, четвертый был на ремонте в Калифорнии.